Василе Александри - Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница

Эх, король! О чем ты думал, седовласый, бородатый?
Не мозги, а сор с трухою в голове твоей кудлатой.
Эх, король, отец безумный, за порог прогнавший дочку,
Знать, раскаяньем терзаясь, не одну провел ты ночку.
Проглядел глаза ты, стоя на высокой круглой башне…
Ты беднее всех убогих стал теперь, богач вчерашний.
Ты прогнал ее, жестокий, от стола и от камина,
И она в хибарке нищей родила малютку-сына.
Приказал ты отыскать их всем придворным челядинцам,
Но никто не возвратился ни с принцессою, ни с принцем.

Сер осенний долгий вечер, и в глухой лесной тиши
Зыбь озерная уходит укрываться в камыши.
Лес вздыхает еле слышно, лист последний отряхая.
Покоробившись, мертвеет на земле листва сухая.
С той поры, как лес унылый потерял листвы убор.
Может многое увидеть с высоты луны дозор.
Вот обламывает ветки ветер, взбалмошный и злющий;
Вот ручьи бегут в овражках, что лесной скрывались гущей;
Вот у края, где пониже почерневший мрачный лес,
Кто-то, выйдя на равнину, зашагал наперерез.
Он! Волшебник чернокудрый, о принцессе позабывший, —
О принцессе, столь прекрасной и навеки полюбившей.
По равнине обнаженной вдаль стремится чародей,
А навстречу мальчик гонит стадо белое гусей.
«Добрый день, мальчонка!» — «Здравствуй, удивительный прохожий».
«Как зовут тебя, скажи мне?» — «Как отца. Мы с ним похожи.
Мать всегда мне говорила: «Ты запомни, милый сын,
Твой отец волшебник дивный, и зовут его Кэлин».
Как услышал чернокудрый речь смышленого ребенка,
Сердце сразу подтвердило, что отец он пастушонка.
Вводит в хижину лесную гостя храбрый поводырь.
В низком маленьком окошке вставлен матовый пузырь.
Огонек едва мерцает, с фитилем простая плошка,
И, почесывая ухо, на печи мурлычет кошка.
Мельничка стоит ручная — с нею сможет сладить всяк! —
И валяется у двери старый стоптанный башмак.
В клобуке святитель строгий на иконе темноватой,
Пахнет хижина лесная васильком сухим и мятой.
И пекутся две лепешки в холодеющей золе,
И с водой застыла кружка на чистехоньком столе.
А на стенах обветшалых, а на срубе закоптелом
Разместились поросятки, нарисованные мелом.
Как ни просты поросятки, все же мальчик сделал им
Ножки — палочки тупые, хвост — колечком завитым.
На скамье, на голых досках, сына долго ожидая,
И, как видно, не дождавшись, мать уснула молодая.
Рядом с ней Кэлин садится, руку тонкую берет,
И ласкает с болью в сердце, и вздыхает, и зовет.
Повторяет имя милой, что запомнилось навеки,
И принцесса поднимает тенью тронутые веки.
На лице ее прекрасном удивление, испуг:
Может быть, он ей приснился, возвратившийся супруг?
Он принцессу обнимает, ей твердит одно лишь слово,
Из груди его широкой сердце выпрыгнуть готово.
А она молчит и смотрит, только смотрит и молчит.
Со слезами смех мешает, где растерянность звучит.
Теребит в волненье локон, выжидает напряженно,
И лицо внезапно прячет на груди его смущенно.
Он платок с нее снимает, темный нищенский платок,
И волос лучистых волны вновь струятся, как поток.
Он берет ее за плечи, приникает к ненаглядной,
И сверчок за печкой слышит поцелуя звук отрадный.

За багровой медью бора, за тропой крутой и тайной
Лес серебряный раскинул свой шатер необычайный.
Здесь, склонясь над родниками, словно снег, белеют травы
И цветут на влажных стеблях синеглавые купавы.
Здесь, в стволах дубов столетних, величавых, в три обхвата,
Словно слышен голос леса, замурованный когда-то.
А ручьи в дубраве белой, в этой роще серебристой
Вниз сбегают по пригоркам и журчат струею чистой.
В мягких ласковых долинах то текут они отлого,
То, течение меняя, вырываются из лога,
И как радуга сверкая, иль взлетают водометом,
Иль, кружась и низвергаясь, вдруг бурлят водоворотом.
Сотни бабочек порхают золотых, голубокрылых,
Пчел, без устали жужжащих, сосчитать никто не в силах,
Всех влечет их к сердцевинам тех цветов благоуханных,
Что раскрыты в изобилье на прогалинах медвяных.
Там, где озеро сверкает чашей, доверху налитой,
В свете факелов блистает стол, для пиршества накрытый.
На невиданную свадьбу собрались со всей планеты
Короли и королевны, звездочеты и поэты.
Фэт-Фрумосы и драконы тоже были там по праву.
Говорят, что сам Пепеля там отплясывал на славу.
Вот король, отец невесты, восседающий на троне.
Он в высокой, словно митра, изукрашенной короне.
На подушках, на пуховых, неподвижен он и важен.
Волосочек к волосочку в бороде его приглажен.
Вот ведет Кэлин невесту и любуется невольно:
Как она похорошела! Как свежа! И как довольна!
А в глазах такое счастье, что бессилен рассказать я.
Шелестит, скользя по листьям, шлейф серебряного платья,
И волна волос лучистых по спине до пят струится,
И венок цветов лазурных на чело ее ложится,
А во лбу звезда трепещет — дар таинственного леса.
С женихом к отцу подходит лучезарная принцесса.
И король радушно просит сесть за стол гостей желанных
Да и всех сюда пришедших — всех и званых и незваных.
Солнце первым село в кресло, как родитель посаженый,
И Луна уселась рядом — мать счастливой обрученной.
А потом — все остальные, все — по возрасту и званью.
Заиграли нежно скрипки, вторя сладких флейт звучанью.
Вдруг раздался шум… Откуда? Вот уж, кажется, ни к месту!
В изумлении все смотрят на отца и на невесту.
Меж кустами протянулась, словно мостик, паутина,
А на мостике такая всем представилась картина:
Угостить гостей собравшись пирогами, калачами,
Муравьи идут с мукою, тихо движутся с мешками.
Чтобы сделал жук сережки, ювелир весьма искусный,
В дар пыльцу приносят пчелы, мед янтарный, самый вкусный.
И процессия проходит не совсем обычной свадьбы:
Впереди вприпрыжку блохи — им ведь только поскакать бы!
А жучище толстобрюхий, в бархат втиснутый камзола,
Словно поп, псалмы гнусавя, выступает важно соло.
Скорлупу ореха тащит стрекоза, изнемогая,
Мотылек-жених сидит в ней, ус геройски выставляя.
Ну, а следом вереница мотыльков любого рода,
Как всегда любвеобильна и безумна их порода.
А за ними музыканты: комары, козявки, мушки…
И фиалочка-невеста ожидает на опушке.
А сверчок, что жил в избушке, вспрыгнул вдруг на стол накрытый,
Встал на лапки, поклонился, застегнул кафтан расшитый
И сказал он, потянувшись к золотой заздравной чаре:
— Разрешите нашу свадьбу справить рядышком, бояре.