Алексей Евтушенко: Третья Твердь

В подземельях тюрьмы умирают больные враги…

Ангел долго летел, кружил между светом и тенью,

Тяжело отдыхал, пил взахлеб из холодной реки.

И в толпе городской, пряча крылья под грязной рубахой,

Все играл горбуна, все смеялся похабным словам.

Оловянное небо вознесения ждало со страхом,

И бродяга-монах помолился с грехом пополам.

Все готово для казни. Трубач задержался на вдохе,

И наемный палач торопливо поджег тишину…

Здравствуй, Жанна. Живые погибнут, скончаются, сдохнут,

И упрямые души искупят чужую вину.

Здравствуй, Жанна. Не смог. Пять веков пролегло между нами.

Потерпи пять минут – горожанам неловко смотреть.

Кто-то смелый в толпе попрощался одними губами;

Как сестра перед сном, подошла и утешила Смерть.

Ночью пьяный патруль, выбирая потверже дорогу,

Помянул богоматерь и нечистого крепким словцом, —

Детский голос на площади звонко Францию звал на подмогу.

А поймали зачем-то горбуна с полоумным лицом.

* Ла Гир – полководец Жанны д'Арк, пытавшийся ее спасти из плена.

А по левую руку – трубач,

А по правую руку – предатель,

И очнулся руанский палач,

И уснул утомленный создатель.

В знаменосца попала стрела,

И у лошади лопнули жилы,

Но победа – два вольных крыла —

Над французской короной кружила!

Что ж, придется взойти на огонь, —

Вопль вырвался к тверди небесной.

Я тяну через годы ладонь,

Глотку рву то стихами, то песней.

Но ничем не помочь, не спасти

И не сбить ненавистное пламя…

Ты прости меня, Жанна, прости —

Пять веков пролегло между нами.

Пять столетий война да война,

Пять веков убивают и режут.

Пью вино – не хватает вина,

И любови все реже и реже.

Но встает на пути Орлеан,

И отточены чувства, как шпага,

Так горлань свою песню, горлань!

Ври, поэт, до последнего шага

Март, на пашне черно от грачей,

Страх и боль потихоньку проходят.

И шагает с копьем на плече

Мой двойник в твоей храброй пехоте.

Жизнь меня выжимает, как баба – белье

И пути в дивный сад порастают быльем,

И гитара не строит, и голос предательски слаб.

И портвейном торгуют – на входе сержант,

И у взявших оружие руки дрожат,

И улыбчивый царь Буцефала сменил на осла.

К вам приходят рубли, нас находят слова…

Со вчерашней попойки трещит голова.

Вьется дым сигаретный, как снег от саней на снегу.

Микрофон установлен, зал полон дурех,

За кулисой мужчина считает до трех

И в бессмертье шагает, как будто навстречу врагу.

Славно девки нас любят, пока мы – в живых.

Ах, четвертый с конца – удивительный стих,

Так и кажется, что гениальной начертан рукой.

Так припомни, припомни, припомни скорей

Ночь, проулок, аптеку и свет фонарей,

Как ты – молод и смел – не в бессмертье шагал, а домой.

Складно песню сложить и – трава не расти.

Уезжаю – грусти. Умираю – прости.

А когда возвращаюсь, любовью и лаской встречай.

Сыновья вырастают и драться хотят,

И поэты России о брате скорбят

По колено в земле.

Словно небо лежит на плечах.

Заплатил за свет

и раздал долги.

А друзьям – привет,

А врагам не лги.

А родным скажи,

что я выдохся,

а чужим скажи,

что не выбрался

из болот-лесов,

да степных широт…

Так и сгинул, мол.

Кто его здесь ждет?

С кем он сытых бил,

те в тюрьме сидят.

С кем он водку пил,

во хмелю лежат.

С кем любил меня,

тот забыл давно.

Без кого ни дня,

тому все равно.

Вот такие вот

пироги-дела…

То-то жизнь была,

да вся выбыла!

А пройдет зима,

ты тогда тайком

подзайми ума,

обойди наш дом

и с собой возьми

черный хлеб и нож,

сына обними —

на меня похож!

Ты оставь ему

сколько есть рублей,

чтобы смог прожить

без родителей.

Где меня искать,

я не знаю сам.

Погляди-ка, мать,

по большим лесам.

Как заметишь дым

по-над речкою,

как пахнет родным,

человеческим,

потом-кровушкой —

там и я сижу.

Окунька варю.

На огонь гляжу.

Я такой красоты не встречал

Ни в одном из своих октябрей —

Осень, словно надежный причал

Для уставших в пути коралей.

Я и сам, как дырявый барк,

В эту осень приплыл едва…

"Фермопилы" и "Катти Сарк"