Алексей Евтушенко - Третья Твердь

И взрослой душе одиноко и пусто.

Конец наважденьям. Изучены рифмы.

Под звуки победного твердого марша

Шагаем вперед, утверждая тарифы

На нашу продукцию, творчество наше.

И, медный пятак в кулаке зажимая,

Уже предвкушаем богатство и славу.

И грохот оваций. И выкрики "браво!"

И всю безнадежность любви ожиданья.

Я тоже понимал язык зверей,

Сигналы трав и разговор деревьев,

Когда хватал зубами воздух древний

И торопился умереть скорей.

А в новой жизни двигался быстрей

По тротуару – молодой и гневный.

Запас любви истрачу однодневный

И обнимаю шеи фонарей.

Ждала обоих городская площадь,

Но лезли в сны озера, реки, рощи.

Мешали то ветра, то облака…

Я отдыхал напротив листопада,

Поглядывал на равных свысока

И наизусть учил твои наряды.

И наизусть учил твои наряды,

Волнуясь перед выбором лица,

С упрямством твердорукого творца

И нетерпеньем крошечного сада.

Слова и слава – девочкам услада.

Когда причастность к вере отрицал,

В ответ мерцали звезды и сердца,

И совершались грозные обряды.

Смотрели вслед мальчишки и мужчины.

Еще не осознав любви причины,

Обнял за плечи, повернул к себе…

Была словам и поведенью рада.

Не позволяя чувствам огрубеть,

Сменила платье. Одарила взглядом.

Сменила платье. Одарила взглядом

И наказала ждать до четверга.

Но дождь не шел. Сужались берега,

Вода мутнела от жары и яда.

За долгое терпение награда —

На праздник сердцевина пирога,

Угрюмый вид нахального врага

И женщина, шагающая рядом

По склону онемевшего холма.

По доброй воле юного ума

Над скифской степью в желтом сарафане

Не Каменная Баба дикарей —

"Лендровер" приготовлен для сафари —

Хозяйка троллей, домовых и фей.

Хозяйка троллей, домовых и фей.

Но из цветов и листьев тамариска

Ее венок. Я не боялся риска,

Когда любви хотел изведать с ней.

Не пей из глаз безумия, не пей.

Не подходи к ней ласково и близко.

Ты занесен уже в иные списки

И должен первым развлекать гостей.

Но жаден стон исторгнутый вдвоем.

Еще хочу! Замкнулся окоем

Звездой Венерой. Давит обруч ночи.

Срываются слова, как трупы с рей,

И не умерит выкриков порочных

Акустика картинных галерей.

Акустика картинных галерей

И детский запах загорелой кожи… —

Пародия на ложь, но как похоже!

Спешу поставить жирное тире.

Когда я стану младше и храбрей,

Не муж постылый – утренний прохожий,

В зародыше измену уничтожу.

Но чем чужие руки обогреть?

Вдруг вырвется сквозь губы на свободу, —

Люблю тебя! Завоют непогоды,

Укроет снег тропинки и следы

По всей спирали городского ада.

Идеи, что достаточно тверды,

Возвысит медь военного парада.

Возвысит медь военного парада,

И я шагну, выпячивая грудь.

И буду в геликон голодный дуть,

Жуя лимон семейного уклада.

Смеяться над отчаяньем не надо.

Судья-судьба подумает чуть-чуть

И приговор: "Любимую забудь".

Последнего швырнет в людское стадо.

Исчезнет голос в хохоте и реве.

Затылки, плечи и приклады – вровень.

На тротуаре дамочка визжит…

Очнусь в ночи – целебная прохлада,

Цикады насмехаются во ржи,

И нежатся лукавые Плеяды.

И нежатся лукавые Плеяды

Над гордыми развалинами дня.

Еще никто так не ласкал меня, —

Пощады, нежнокожая, пощады!

Искусство, наваждение, услада —

Владеть живым движением огня:

Отдал. И нужно в тот же миг отнять.

И выиграть, и проиграть с досадой.

Когда устану, отпусти крыло,

Исчезни за зеленое стекло,

За слой воды, за облака и тени.

Достался конь пегасовых кровей,

Но всякий раз теряет направленье

В прожекторах зенитных батарей.

В прожекторах зенитных батарей

Ослепнут морды ангелов и бесов.

И вырастет шуршащая завеса

Из красно-желтых, листьев октябрей.

Смелей, зеленоглазая, смелей, —

Пока заря скрывается за лесом,

Пока я молод, выспался и весел,

Устроим пир привычек и страстей.

Наскучило влюбляться – вот беда!