Юрий Кузнецов - Стихотворения и поэмы

Встала корова, качая тугим животом,
И облизала младенца сухим языком.
Свет через крышу наутро младенца коснулся,
И засмеялся младенец во сне, и проснулся.
И, головой задевая коровьи сосцы,
Вышел наружу, где солнце, полынь и волчцы.
С правой руки Дух Святой, его ангел-хранитель,
С левой руки дух лукавый, его искуситель.
Белый Пегас расправляет седые крыла,
Чёрная зависть гуляет в чём мать родила.

Встали волхвы перед ним с дорогими дарами
И поклонились ему в три ручья бородами.
— Боже! — сказали. — Тебе посылает дары
Тот, кто один выпрямляет сердца и миры.
Да не пройдёт наша первая встреча бесследно.
Ладан убог, миро бледно, а злато победно.
В ладане бог, в мире участь, а в злате весь мир,
Так говорит наше Солнце — восточный кумир.—
Оком окинул младенец светло и сурово
Мудрых волхвов и увидел от Духа Святого:
Ладан и миро прозрачны, а злато темно.
Злато он тронул рукой — превратилось оно
В чёрные угли и пепел… Волхвы онемели.
Глухо об этом священные кедры шумели.
Но, уходя, старцы деве шепнули тайком:
— Красное солнышко скажется только потом…—
Три пастуха подступили с простыми дарами
И поклонились ему в три волны бородами.
— Чадо! Прими эти образы жизни простой:
Посох и дудка, и жертвенный агнец святой.—
Глянул младенец на образы мира простого
И улыбнулся от сердца и Духа Святого.
Агнца коснулся — и агнец вознёсся туда,
Где замерцала густая, как млеко, звезда.
И пастухи полюбили Христа, как умели…
Долго об этом священные кедры шумели.

— Рано ты встал! — Мать погладила сына рукой,
Нежная ласка навеяла тихий покой.
Звон топора раздавался на тихом закате:
Плотник Иосиф рубил колыбель для дитяти.
Мать спеленала дитяти в тридевять земель,
Мать уложила дитяти в постель-колыбель,
Мать напевала ему колыбельную песню,
И растекалась она по всему поднебесью.

Солнце село за горою,
Мгла объяла всё кругом.
Спи спокойно. Бог с тобою.
Не тревожься ни о ком.
Я о вере, о надежде,
О любви тебе спою.
Солнце встанет, как и прежде.
Баю-баюшки-баю.

Солнце встанет над землею,
Засияет всё кругом.
Спи, родимый. Бог с тобою.
Не тревожься ни о чём.
Дух Святой надеждой дышит,
Святость веет, как в раю,
Колыбель твою колышет…
Баю-баюшки-баю.

Веет тихою любовью
В небесах и на земле.
Что ты вздрогнул? Бог с тобою.
Не тревожься обо мне.
Бог всё видит и всё слышит,
И любовью, как в раю,
Колыбель твою колышет…
Баю-баюшки-баю.

Ирод прознал от лазутчика мира сего,
Что в Вифлееме родился соперник его,
И повелел всех младенцев казнить до едина.
Долго в Египте родители прятали сына…
Сладко он спал под деревьями с шапками гнёзд
И на песке у костра, под мерцанием звёзд.
Утром родители видели: мальчик играет,
Дым от костра самосильной рукою хватает.
А бедуин, наблюдая за детской игрой,
Грустно сказал: — Жизнь и дым не удержишь рукой.
Пусто в конце, хоть и густо бывает в начале.
Нет ничего… — И слова бедуина пропали.
Детство играет, как ветер зелёной травой,
Солнце и месяц играют его головой.
Белых, и сизых, и дымчатых роз воркованье,
Птиц милованье его наполняет сознанье.
Выйдет в пустыню и смотрит на солнце в упор,
И в Назарете про мальчика ходит сыр-бор.
— Сын у Иосифа — чудище. Смотрит на солнце,
Глаз не отводит, как узник в цепях от оконца.
Если он смотрит на солнце, то может смотреть
Даже на Бога, на правду, на снег и на смерть…
Пять ему минуло лет в захолустном местечке.
Мальчик в субботу трудился на солнечной речке.
Вылепил глиняных птичек, а дети глядят.
Птички как будто живые — вот-вот улетят.
Это увидел сосед и, моления бросив,
Стал колотить в бедный дом, где молился Иосиф.
— Слушай, Иосиф, что выкинул мальчик опять,
Вылепил птичек и хочет, наверно, продать.
Тяжко подумать. И это в святую субботу!
Несусветимо! И нет на него укороту.—
Бедный Иосиф на речку пошёл и, узрев
Несусветимое, впал против сына во гнев.
Мальчик не слушал, глаза его странно блестели.
— Птицы, летите! — он крикнул, и те улетели.

Мальчик сидел у воды на кремнистой гряде
И созерцал паука, что скользил по воде.
Плавно скользил, а под ним, позлащённая светом,
Бездна зияла — паук и не думал об этом.
Вздох паука на мгновенье напряг тишину,
Склюнула рыба его и ушла в глубину.
Мальчик глядел и не видел… И легче эфира
Было скольженье по глади бездонного мира…