Не свое время

Лишь бы она просветила до донышка

Темную воду души!

1980

***

Ветер дальнего юга

Улицею прошел.

Стало тепло и сухо,

Пыльно и хорошо.

Снова дождавшись лета,

В зелень ушли дома.

Запах земли прогретой

Сводит меня с ума.

Вспыхнули в чаще сада

Желтым огнем цветы.

Много ль для счастья надо,

Ежели счастлив ты?

Много ли надо горя,

Чтобы в глаза взглянуть

Во0рону на заборе,

Выпятившему грудь?

Солнце лучом вишневым

Блещет в его пере.

Нежный жених, о чем нам?..

Не о любви ж теперь?

Юность ее отпела,

Крыльями мельтеша.

Слишком тяжелым тело

Стало тебе, душа!

1980

***

Все, что ночью душною бормочется,

Все, что шепчут ветер и трава,

Запишу, но так, как мне захочется,

Изменив их мысли и слова.

Сам в строке расставлю ударения.

Умолчу о чем-то, о другом

Доскажу – и вот стихотворение

Собственным рассыплется дождем.

Стар я стал, чтоб петь с чужого голоса,

В чье-то эхо превращая стих.

Не хочу, чтоб ужас тронул волосы

На висках читателей моих.

Хватит им своей заботы. Знаю я,

Чем чревата нынче для души

Эта песня вкрадчивая, старая,

Что поют над речкой камыши.

Разошлись давно мы, разбежалися.

К ним прийти – себя не уберечь.

Слава Богу, не имеет жалости

В формулы отлившаяся речь.

Слава Богу, что пока не слушаешь,

То не слышишь ветряную дрожь

И живешь еще – пускай не лучшею

Жизнию – а все-таки живешь.

1980

***

Высокие травы, густая малина, цветущая слива,

И ветер летучий, и тучи, и пыль на углу –

Тяжелой волною, последней волною, волною отлива

Уносит меня в грозовую, в зеленую мглу.

Уносит, несет вместе с домом и старым забором,

Цветами, рассадой, кустами седой лебеды –

В сумятицу молний, на отзвук глухой разговора,

Бегущего грома и пляшущих капель воды.

Постой, погоди! Мне подслушивать слов их не надо,

Они без меня на земле отпечатают след,

Они без меня прорастут среди буйного сада –

Так что ж, что нужны они мне, – если б я им был нужен...

Да нет.

К чему им теперь этот груз неживого сознанья –

Ушедшего брата уже не узнает сестра!

Есть гордость в паденье – она не приемлет свиданья,

Где стыд лишь и горечь – да будет разлука светла!

Да будет светла! Пусть, встречаясь, лицо закрываю,

Пусть взгляд отвожу, чтоб она не сумела признать!

Пусть плачу, и плачу, и плачу – и не понимаю,

Чем жить мне теперь! – пусть мучительно плачу опять.

1980

***

Были порывы,

Да пыл поугас...

Русла обрывы,

Рыжая грязь.

Пахнет грибами

Мшистый откос.

Тянет из ямы

Гнилью берез.

Синее небо,

Ива в реке...

Жизнь моя – хлеба

Крохи в руке.

1980

***

Зима ручьями унесла

Свои снега.

Сквозная ранняя весна

Еще тиха.

Сухая грязная трава,

Следы колес.

И слабо брезжит синева

В ветвях берез.

Слегка морозный воздух сыр,

Пусты луга.

И жизнь опять, как этот мир,

Бедна, нага!..

1980

***

В пору ту лениво-золотую,

Как из яблок сладкий брызжет сок,

От летящих листьев-поцелуев

Зачался у женщины сынок.

В бархатной утробе, в мягком пухе

Прорастал, как в поле семена,

Под ворчанье времени-старухи,

Под напев ее веретена.

И кудель клубилась голубая –

Млечный Путь, свиваемый в тиши, –

От ворот сияющего рая

До его младенческой души.

Рдяный мир судеб еще незрячих,

Мыслью не встревоженный покой –

Первый шаг из вечности горячей

В вечности преддверие иной.

Что узнает там он, что забудет?

О, постой! не надо ничего!

Как он горек – крик! – которым люди,

В мир входя, приветствуют его!

Как бесцельно шепчет, как напрасно

Мать ребенку: что ты! я с тобой!

Он лежит – неумолимо ясно, –

Он уже уводит – путь земной.

Он ведет дорогой, бездорожьем,

Одного и с толпами людей –

Зимней стужей, мартовскою дрожью,

Юностью и зрелостью твоей.

Он теряет след в колючей чаще,

Он поземкой вьется по полям,

Он проходит городом гремящим

По задворкам и по площадям.

Сквозь грозы тяжелые раскаты,

Сквозь разлуки, жалобы и стон,

От утраты до другой утраты

Равнодушно пролегает он!

Не давая снисхожденья плоти –

Все вперед – и дальше, и вперед! –

Чтоб душа в его железном соте

Загустела в драгоценный мед.

1980

***

Этот мир в его основе,

Где с тобой нам вышло жить,

Никогда мне, право слово,

Не хотелось изменить.

Как бы ни было нам горько,