Давид Самойлов: Стихотворения

В тот день начиналась эпоха солдата

И шли пехотинцы куда-то, куда-то,

К заставам, к окраинам с самой зари.

Казалось, что Кремль воспарил над Москвой,

Как остров летучий, — в просторе, в свеченье.

И сухо вышагивали по мостовой

Отряды народного ополченья.

И кто-то сказал: «Неужели сдадим?»

И снова привиделось, как на экране, —

Полёт корабельный, и город, и дым

Осеннего дня, паровозов, окраин.

И было так трудно и так хорошо

Шагать патрулям по притихшим бульварам.

И кто-то ответил, что будет недаром

Слезами и кровью наш век орошён.

И сызнова подвиг нас мучил, как жажда,

И снова из бронзы чеканил закат

Солдат, революционеров и граждан

В преддверье октябрьских баррикад.

1941

В тот тесный час перед сраженьем

Простуженные голоса

Угрюмым сходством выраженья

Страшны, как мёртвые глаза.

И время не переиначишь.

И утешение одно:

Что ты узнаешь и заплачешь

И что тебе не всё равно.

1944

Свет фар упирается в ливень.

И куст приседает, испуган.

И белый, отточенный бивень

Таранит дорогу за Бугом.

Рубеж был почти неприметен.

Он был только словом и вздрогом.

Всё те же висячие плети Дождя.

И всё та же дорога.

Всё та же дорога. Дощатый

Мосток через речку. Не больше.

И едут, и едут солдаты

Куда-то по Польше, по Польше.

1944

Баян спасает от тоски,

Но не спасает от печали,

Когда поёт, как казаки

Дружка убитого встречали.

Есть где-то в мире Бах и власть

Высокой музыки над сором.

Органа ледяная страсть

Колючим восстаёт собором.

Той музыке не до любви!

Она светла и постоянна!

О руки бедные твои,

О скомороший визг баяна!

Кривляется горбатый мех,

Дробится в зеркальце лучина.

И только твой счастливый смех

Я вдруг услышал, Катерина.

В стихах господствует закономерность,

Как в подвижном строении светил,

Как будто с мерным замыслом Гомера

Господь своё создание сличил.

И облака российского ненастья

Теряют вид нестираных рубах,

И горький ветер зла и разногласья

Приобретает старость на губах.

И бытия растерзанная глина

За столько лет, наверное, впервой

В твоём саду, родная Катерина,

Неосторожной поросла травой…

1944

Тарахтят паровозы на потных колёсах,

Под поршнями пары затискав.

В деревянном вагоне простоволосая

Муза входит в сны пехотинцев.

И когда посинеет и падает замертво

День за стрелки в пустые карьеры,

Эшелоны выстукивают гекзаметры

И в шинели укутываются Гомеры.

1944

Мы зябли, но не прозябали,

Когда, съедая дни и сны,

Вокзалы лязгали зубами

В потёмках, как цепные псы.

Холодный шорох снегопада.

И привокзальные костры.

А в отдаленье канонада

Катает гулкие шары.

1945

Берлин в просветах стен без стёкол

Опять преследует меня

Оскалом сползшего на цоколь,

Как труп, зелёного коня.

Продуты смертным сквозняком

Кривые пальцы мёртвых сучьев.

Над чем смеёшься, страшный конь,

По уши тучи нахлобучив!..

1945