Наум Коржавин - На скосе века

Когда устаю, — начинаю жалеть я
О том, что рождён и живу в лихолетье,
Что годы растрачены на постиженье
Того, что должно быть понятно с рожденья.
А если б со мной не случилось такое,
Я смог бы, наверно, постигнуть другое, —
Что более вечно и более ценно,
Что скрыто от глаз, но всегда несомненно.

Ну, если б хоть разумом Бог бы обидел,
Хоть впрямь ничего б я не слышал, не видел,
Тогда б… Что ж, обидно, да спросу-то нету…
Но в том-то и дело, что было не это.
Что разума было не так уж и мало,
Что слуха хватало и зренья хватало,
Но просто не верило слуху, и зренью,
И собственным мыслям моё поколенье.

Не слух и не зрение — с самого детства
Нам вера как знанье досталась в наследство,
Высокая вера в иные начала…
О, как неохотно она умирала!
Мы знали: до нас так мечтали другие.
Но всё нам казалось, что мы — не такие,
Что мы не подвластны ни року, ни быту,
Что тайные карты нам веком открыты.

Когда-нибудь вспомнят без всякой печали
О людях, которые меры не знали.
Как жили они и как их удивляло,
Когда эта мера себя проявляла.
И вы меня нынче поймёте едва ли,
Но я б рассмеялся, когда б мне сказали,
Что нечто помимо есть важное в мире,
Что жизнь — это глубже, страшнее и шире.

Уходит со сцены моё поколенье
С тоскою — расплатой за те озаренья.
Нам многое ясное не было видно,
Но мне почему-то за это не стыдно.
Мы видели мало, но значит немало,
Каким нам туманом глаза застилало,
С чего начиналось, чем бредило детство,
Какие мы сны получили в наследство.

Летели тачанки, и кони храпели,
И гордые песни казнимые пели,
Хоть было обидно стоять, умирая,
У самого входа, в преддверии рая.
Ещё бы немного напора такого —
И снято проклятие с рода людского.
Последняя буря, последняя свалка —
И в ней ни врага и ни друга не жалко.

Да! В этом, пожалуй что, мудрости нету,
Но что же нам делать? Нам верилось в это!
Мы были потом. Но мы к тем приобщались,
Нам нравилось жить, о себе не печалясь.
И так, о себе не печалясь, мы жили.
Нам некогда было — мы к цели спешили.
Построили много и всё претерпели
И всё ж ни на шаг не приблизились к цели.
А нас всё учили. Всё били и били!
А мы всё глупили, хоть умными были.
И всё понимали. И не понимали.
И логику чувства собой подминали…
Мы были разбиты. В Москве и в Мадриде.
Но я благодарен печальной планиде
За то, что мы так, а не иначе жили,
На чём-то сгорели, зачем-то дружили.

На жизнь надвигается юность иная,
Особых надежд ни на что не питая.
Она по наследству не веру, не силу —
Усталое знанье от нас получила.
От наших пиров ей досталось похмелье.
Она не прельстится немыслимой целью,
И ей ничего теперь больше не надо —
Ни нашего рая, ни нашего ада.

Разомкнутый круг замыкается снова
В проклятие древнее рода людского.
А впрочем, негладко, непросто, но вроде
Года в колею понемножечку входят.
И люди трезвеют и всё понимают,
И логика место своё занимает,
Но с юных годов соглашаются дети,
Что Зло и Добро равноправны на свете.
И так повторяют бестрепетно это,
Что кажется, нас на Земле уже нету.

Но мы — существуем! Но мы — существуем!
Подчас подыхаем, подчас торжествуем.
Мы — опыт столетий, их горечь, их гуща,
И нас не растопчешь — мы жизни присущи.

Мы брошены в годы как вечная сила,
Чтоб Злу на планете препятствие было!
Препятствие в том нетерпенье и страсти,
В той тяге к добру, что приводит к несчастью.

Нас всё обмануло: и средства, и цели,
Но правда всё то, что мы сердцем хотели.
Пусть редко на деле оно удаётся,
Но в песнях живёт оно и остаётся.
Да! Зло развернётся… Но, честное слово,
Наткнётся оно на препятствие снова,
Схлестнётся… И наше с тобой нетерпенье
Ещё посетит не одно поколенье.
Вновь будут неверными средства и цели,
Вновь правдой — всё то, что мы сердцем хотели,
Вновь логика чувствами будет подмята,
И горькая будет за это расплата.
И кто-то, измученный с самого детства,
Усталое знанье получит в наследство.
Вновь будут несхожи мечты и свершенья,
Но будет трагедия значить — движенье.
Есть Зло и Добро. И их бой — нескончаем.
Мы место своё на Земле занимаем.

Мы живём на земле —
           нераздельной,
                 усталой,
                     израненной.
Друг от друга страдая,
           нуждаясь хоть в капле тепла.
Я пишу не затем, чтоб свести
               свои счёты с Германией
И найти в ней причину
          всемирного
                вечного зла.