Алексей Апухтин - Стихотворения

Романс — жанр всем хорошо знакомый, но еще мало изученный. В природе его есть противоречие, загадка. Романс, в том числе и апухтинский, обычно наполнен традиционной поэтической лексикой, "поэтизмами", бывшими не раз в ходу оборотами. То, что в других стихах воспринималось бы как непозволительная банальность, как явная слабость, в романсе принимается как норма. В романсе слово не только несет свой лексический или образный смысл, но и является опорой для эмоции, музыки чувств, которая возникает как бы поверх слов. Романс использует "готовый, в своем роде общезначимый язык страстей и эмоций" {Гинзбург Л. Я. О лирике. Л., 1974, с. 238.}. Легко узнаваемые образы, привычная романсная лексика моментально настраивает нас на определенный строй эмоций и переживаний.

Романс всегда наивен, точнее — как бы наивен. "Наивность, — писал один из критиков апухтинской поры, — сама по себе уже есть поэзия" {Андреевский С. А. Литературные очерки. СПб., 1902, с. 438.}. Романс ждет от читателя готовности довериться его эмоции. Иначе романс может показаться "голым", иронически настроенное сознание "не слышит" музыки романса. Пример тому — мнение критика М. А. Протопопова, который писал, что ничего, кроме бессмыслицы, в знаменитом романсе Апухтина "Ночи безумные…", "в этом наборе созвучий" он не усматривает {Протопопов М. А. Писатель-дилетант. — Русское богатство, 1896, № 2, с. 59.}.

Слабость этого стихотворения критик увидел в том, что в эти обобщенные формулы каждым читателем "вкладывался подходящий обстоятельствам смысл" {Там же.}. Критик почувствовал жанровую природу произведения, но не принял "условий игры", не признал эстетической значимости жанра.

Романс — это "музыка", возникающая над обыденностью, вопреки ей. Романс демократичен, потому что он подразумевает чувства всякого человека. Он оказывается "впору" каждому, кто его "слышит". Романсное слово используется для простого, но не примитивного чувства.

В романсе не только особая атмосфера, свой строй эмоций, но и своя система ценностей. Любовь имеет здесь абсолютный смысл и абсолютную ценность. Романс порой дает психологическое объяснение чувств и поступков или ссылается на роковую судьбу, но, как правило, не прибегает к социальным мотивировкам. Как точно выразился исследователь этого жанра, в романсе "не любят, потому что не любят" {Петровский М. "Езда в остров любви", или Что такое русский романс. — Вопросы литературы, 1984, № 5, с. 72.}. "Философия" романса очень близка Апухтину.

Образ любви, попадая в романсную атмосферу, утрачивает часть своей индивидуальности как неповторимое чувство именно этого человека, но выигрывает в силе эмоции, интенсивности чувства. Романсы Апухтина наполнены оборотами типа: "с безумною тоской", "слепая страсть", "изнывшая душа", "безумный пыл". Но вставленные в подновленный контекст, иначе инструментованные, эти кочующие образы вновь оживают. Вот что писал Ю. Н. Тынянов о Блоке, который тоже не боялся таких банальностей: "Он предпочитает традиционные, даже стертые образы ("ходячие истины"), так как в них хранится старая эмоциональность; слегка подновленная, она сильнее и глубже, чем эмоциональность нового образа, ибо новизна обычно отвлекает внимание от эмоциональности в сторону предметности" {Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977, с. 121.}. Романсный опыт Апухтина, как отметил Ю. Н. Тынянов, пригодился Блоку.

Все более и более частое в 70-е и особенно в 80-е годы обращение Апухтина к большим сюжетным стихотворениям свидетельствовало о возрастающем интересе поэта к социально-историческим мотивам. Романсный, камерный мир при всей его притягательной силе начинает восприниматься поэтом как ограниченный, недостаточный. Наглядный пример — цикл стихотворений "О цыганах". Цыганская жизнь — традиционная тема романса. Вспомним Аполлона Григорьева, Фета, Полонского, из поэтов XX века — Блока. Апухтин, казалось бы, находится в русле традиции: цыганский мир и у него — это мир сильных чувств и страстей.

Чувство освобождения, испытываемое человеком, соприкоснувшимся с этим миром, — обманное, "на миг", но это чувство сильное и горячее. Тут можно вспомнить и толстовского Федора Протасова с его знаменитой репликой: "Это степь, это десятый век, это не свобода, а воля…" Но в сюжет цикла "О цыганах" Апухтин вводит и жанровые, бытовые мечты. Такой сюжет уже не удержать в рамках и интонациях романса.