Антология - Поэзия Африки

Я ненавижу свое тело
каждый раз,
когда оно трепещет и дрожит.

Проклятый кожаный мешок,
источник всяких бед,
я не могу тебя понять!

И все-таки оно как дом родной
для силы, смелости и правды.

Не спорьте — это так и есть!

Порой раскиснет, как кисель,
и растечется по земле.
Порой сорвется с цепи, словно пес,
и все вокруг крушит и рвет.

С ним не соскучишься:
что ни секунда — то сюрприз!

Бывают дни, когда
я покидаю эту шкуру

и ухожу к вершинам разума,
отваги и добра.

Но… затоскую и вернусь назад…

Какая страшная морока
возиться с неудобным, непокорным телом!

Розовой тканью прикрыты бедра,
тело — черное, как антрацит,
татуировки узор
и твердые
груди.

Улыбка ребенка,
кольца волос, как пружина, упруги,
на голове — корзина с плодами,
сочные губы, которым нужны
поцелуи и сласти.

Черная дочь голубых озер,
легкая, как африканский ветер,
на влажном песке оставляет
следы.
Забывают ловлю терпеливые рыбаки
и любуются узкобедрой
богиней воды.

А богиня проходит мимо
и детские ноги свои
погружает в прохладные волны.

Я стою
посредине
созревшего поля.
На феллаха похож
колосок его
каждый.
У пшеницы
печальная,
рабская доля —
и вздыхает,
и гнется,
и чахнет
от жажды.

Исмаил!
На тебя
это поле похоже.
Слишком мало
осталось
невыбитых зерен.
Твой хозяин
потребовал плату.
И что же?
Все надежды твои
он срезает под корень.

Он богат.
Он
рабами покорными правит.
Он взирает на мир
ненасытно
и жадно.
Он велит —
и тебя
опозорят.
Ограбят.
Он прикажет —
тебя изобьют беспощадно…

Я шел, но пылали в кровавых сандалиях ноги, —
В раскаянье горьком вернуться пришлось с полдороги.
Будь проклято время, когда торжествуют злодеи.
Что мы создавали, они разрушают, зверея…
Кто ищет услад, когда воздух отравлен и выпит,
Тот враг мусульманства, такому не дорог Египет.
Прощаясь с друзьями, признаться я должен, однако,
Что друга не встретил надежней загробного мрака.
И смерть полюбил я, загубленной жизни сестру, —
Быть может, в подруги я только ее изберу…
Ты видишь, о смерть, мой светильник пока не разбит,
Задуй же в нем пламя, которое праздно горит.
Я понял, что в жизни бессильны и доблесть и честь,
Поэтому смерть я решился всему предпочесть.
Мне больно теперь, но отчаянье я превозмог,
Я чувствую, знаю, что вечный покой недалек.
Вы, очи мои, словно два пересохших колодца, —
Слезами и кровью вам плакать уже не придется.
Вас, руки мои, простирать мне еще не случалось
К богатым и сильным в надежде на щедрость и жалость.
Вы, ноги, меня не вели по путям унижений,
Лишь дел благородных вам были знакомы ступени.
Душа, я учил, что в терпенье великая сила,
А ты в бескорыстье облечься меня убедила.
Ты чашу отвергла с убийственной горькой отравой,
И я удаляюсь от жизни дурной и лукавой.
Теперь распростимся, пусть это тебя не страшит,
Ведь смерть избавляет от бед и жестоких обид…

Возникла ты из мыслей и мечтаний —
Ты светлых чувств и мудрости созданье.
Ты родилась в восточной стороне,
Где жил народ в ленивом полусне.
Но что тогда уста твои воспели?
Вождей победы, прелести газелей.
Смеялась ты над тем, кто впал в немилость.
Оплакивать усопших приходилось.
Свой по грошам растратившая гений,
Ты пышностью гордилась в униженье.
Забыта всеми, людям далека, —
Такой была ты в прошлые века.
Звучала скорбь порой в твоем напеве,
Ты вспоминала старые кочевья,
Своих друзей оплакивала прах,
Грустила о минувших временах.
Зачем же вновь ты вспоминаешь ныне
Верблюдов бег, бесплодные пустыни?
Поэзия, мгновеньем дорожи, —
Разбей оковы каменные лжи,
Прорвись на волю, рабство поборов,
Раскройся вся для бурь и для ветров.