Антология - Поэзия Африки

Когда светлеют облака,
дрожа под брызгами зари,
ты вспоминай меня.
Когда стремятся стаи птиц
навстречу раннему лучу,
ты вспоминай меня.
Когда соскальзывает ночь,
как одеяло, с плеч земли,
ты вспоминай меня.
В безмолвный час, когда пожар
охватывает небосклон,
ты вспоминай меня.
Когда неясная тоска
прихлынет к сердцу твоему,
ты вспоминай меня.
Когда от непонятных слез
ресницы станут тяжелы,
ты вспоминай меня.
Когда зальется соловей
горячей трелью на заре,
ты вспоминай меня.
Когда, заслушавшись, заснет
простой цветок под эту трель,
ты вспоминай меня.
Я участь горькую кляну,
но, чтобы облегчить ее,
ты вспоминай меня.
Чтобы меня отгородить
от темных одиноких дум,
ты вспоминай меня.
Чтоб раны сердца моего
зарубцевались наконец,
ты вспоминай меня.
Моя звезда, моя беда,
моя надежда, мой удел,
ты вспоминай меня.
Теперь, когда печаль и скорбь
уже не властны над тобой,
ты вспоминай меня.
Теперь, когда разлуки тень
уже не застилает мир,
ты вспоминай меня.
Отрадна память прежних дней.
Тебе одной я верен был,
ты вспоминай меня.
Любовь моя была проста,
как песня птицы поутру,
ты вспоминай меня.
Ты вспоминай, как я любил,
как жил и сердце не берег,
ты вспоминай меня.
Ты наши ночи вспоминай,
что были слишком коротки,
ты вспоминай меня.
В душе упреков не храни.
Как примиренья светлый луч,
ты вспоминай меня.
Не для того, чтоб горевать
над пеплом отгоревших дней,
ты вспоминай меня.
Не в сумерках, не в час ночной,
а на рассвете, на заре,
ты вспоминай меня.

Простите, друзья, но в этом году
деревья не принесли плодов,
и стол мой скуден, и встретить вас
как подобает я не готов,
и кладовые мои бедны,
не скрою — все у вас на виду.
Я не скуп, но поле мое
не уродило в этом году.
Простите, друзья, что в доме горит
одна-единственная свеча —
каплями воска плачет она,
добра, печальна и горяча.
Простите, друзья, что сердце мое
горем пылает, словно огнем, —
негде радость ему найти,
откуда взяться веселью в нем?

Встреча с тобою, мой город, —
загадка и боль,
встреча с тобой —
ожиданье, горечь и скорбь.
Но едва я увидел
огни твои ночью в аэропорту,
я ощутил, что прикован к тебе
и не в силах уйти.
Я прикован к асфальтовым улицам,
к площадям раскаленным,
где увядают под солнцем зеленые листья
мне отпущенных дней.
Город — раскрытая рана моя,
вновь и вновь прикасаюсь к тебе,
замирая от боли.
Так суждено,
чтобы ты утолял свою жажду
сердцем моим,
чтобы песни рождались
под огненной пыткой
прикосновенья к тебе,
чтобы годы мои
растворились в пыли переулков,
в шуме кварталов,
в тумане прогорклого масла,
чтобы Дельта и Нил,
щебень, мусор и камни
приняли тело мое,
для которого будет
вытесан обыкновенный египетский гроб.

Встреча с тобой —
и разорвана грудь,
обнажается сердце;
дышит оно тяжело,
одержимое страхом и жаждой.
Встреча с тобой — потрясенье,
забвенье обид,
воскрешенье надежд.

Город, люблю тебя —
пестрый туман застилает глаза,
словно при виде любимой,
и слезы
сами собой
сыплются, словно песок.
Сдавленный голос едва произносит слова:
«Город, люблю тебя», —
хоть и не слышу признанья,
и птица ручная моя улетела из клетки,
и нет ни покоя, ни крова,
и заперты двери,
и ты мне подносишь к губам
горькую воду тоски, —
все прощаю тебе и не уйду никуда.

Нет его с нами,
с тобой и со мной,
с миллионами братьев,
с ширью земной.
Был он таким,
как из нас любой.
Он умер,
умер за нас с тобой.