Антология - Поэзия Африки

Во главе — нищета;
плоть, клейменная жгучим железом бича;
полномочные вестники боя и мира.

Вот воительниц гордых когорты,
вот рабыни любви посильней,
чем слепое влеченье полов.

Оборванцев голодные орды,
перекатная голь, развращенная совесть низов,
окружавшая города,
обреченная голодать.

Вот буруны крестьян, кипящий прилив их
выплескивает из амбаров опустошенных
омерзительный след непосильных поборов.

Дальше пешее племя хитрых купцов
с караванами кола, бананов, арахиса,
пальмовых масел и соли.

Дальше братия мастеровых,
зачарованная челнока непрерывным снованьем;
рыбаки, околдованные беспредельной надеждой на сети,
которые краб продырявил…

Вот с утробным упорством надвинулись массы рабочих,
это решимость клепальщиков черных,
черных докеров — темная лава заводов.

Девочки с чашами масла молили:
— Единство! —
Я кричал что есть силы: — Свобода! —
И вот этот пояс широкий
окружает огромное Африки сердце
с воительницами,
с оборванцами и попрошайками,
с земледельцами и купцами,
с рыбаками и мастеровыми,
с отчаянной дерзкой отвагой рабочего кулака,
подъятого над волной океана.

Океан простирается, каждый идущий
полной грудью вдыхает
дуновение брызг…
Их здесь не настигнет мертвящий
порыв харматтана…
Приближение ночи почуя, смыкается пальмовый лист.
Стих мой — там, он под звездами пляшет
священную пляску героев
вкруг запретных пещер,
а затем его крылья уносят к равнинам,
к человеческой жизни началу…
Рушатся наземь тела необузданной, дикой волною,
торсы пляшущих гнутся в отчаянье, плечи
содрогаются в ярости…

— Дай мне руку, мой брат.
— Подари мне свой голос, сестра.

Призываю к труду созидания нацию вольных и гордых,
чтобы приступом взять твердыню прошедших веков.

Тамтамы… Тамтамы…
Ксилофоны,
И гонги,
И кастаньеты, и кастаньеты,
И топот толпы, и топот толпы,
И щелканью пальцев
Вторят ладони, стуча по груди.
И тамтамы.

Широко раскрыты глаза,
Мои раскрыты глаза,
Они в исступленье, они в исступленье
Глядят на тебя.

Уши мои
Заполнены шумом тамтамов,
Тяжелых тамтамов,
Гулких тамтамов,
Звонких тамтамов,
И ксилофонов, и кастаньет,
И шумом шагов, шорохом ног,
Щелканьем пальцев,
Стуком ладоней по голой груди.
Тамтамы спешат,
Задыхаясь,
И рвутся тамтамы,
Тамтамы!..

Лопнули
Барабаны.

Солнца —
Как много солнца в небе Африки!
И даже
Земля нести его в себе устала.

И я стремлюсь твой знойный груз отбросить,
И я бреду над свежей бороздою,
А ноздри все вдыхают и вдыхают
Твой жар и с ним — кипенье новой жизни.

Дождя —
Дождя так много над землею Африки!
И даже
Земля устала носить его во чреве.

Я пью, я пью и пью твои потоки,
Я запрокинул голову навстречу небу
И рот раскрыл, и пью, и сердце пьет мое,
И вот уж утолил я жажду, а ты все льешь.

Ветров —
Их слишком много в Африке! И даже
Земля смотреть устала, как они
струятся по ее груди…

Я раскрываю сотни легких крыльев,
Чтоб облететь весь мир. Сирокко и пассаты,
Остановитесь, ради бога!
Отныне
Я открываю эру новых битв.

Да, я невежда,
я зверь,
я всего лишь вонючий негр,
я пожираю червей,
и лесные плоды,
и корни, выкопанные из земли,
и пучком травы прикрываю срам,
и тело мое — на шраме шрам,
я многоженец, как павиан,
я покупаю жен
и продаю дочерей,
и клозетом мне служит зеленый куст,
и череп мой обрит наголо,
и в тыкве сухой хранится моя еда,
и я хватаю руками куски и рыгаю во время еды,
и в хижине — жалкой лачуге — живу,
и огонь развожу на камнях,
и пищу варю в глиняном грубом горшке,
я — варвар,
и искусство мое — примитив,
и ты говоришь про меня: темный, жалкий дикарь.
Но вчера,
вчера, великодушно меня простив,
ты вчера позабыл, что я пожираю всякую дрянь,
что с культурой совсем не знаком,
что я одеваюсь не так, как ты,
и сморкаюсь не так,
и ем, и мочусь не так —
это, мол, не его вина…
Ты даже сумел позабыть, что кожа моя черна!
Вчера…
Вчера, потому что «родине» грозила беда,
и ты собирал солдат
и кричал:
— За свободу умрем! —
Вчера, потому что в бою
смешалась кровь твоя и моя —
черного красная кровь и белого красная кровь,
вчера, потому что я был бойцом,
отваги и верности образцом,
вспомни, мы побратались с тобой,
и ты не скупился на лесть:
негр — самый лучший друг,
негр — непревзойденный герой!..
А сегодня…
Сегодня, когда я сам свободу выпустил из тюрьмы,
ты сразу вспомнил, что я — антипод,
и снова я — выкормыш обезьян,
пожиратель кузнечиков и саранчи,
снова я — черная мразь,
дикарь, которому клетка нужна,
а не свобода,
завоеванная вместе с тобой.
Но, может быть, все-таки
я — человек?!
«Голый, грязный,
смакующий дождевых червей,
да чего там — просто дерьмо!..»
Давай обвиняй! Деталей каких-нибудь не забудь!
Но… мой брат, разве в деталях суть?!
Человек — это сердце,
и я свое сердце друзьям отдаю!
Человек — это помыслов чистота!
И поверь, душа у меня чиста!
Человек — это разума взлет,
и я не глупей других!
Человек — это доблесть и честь,
и я, быть может, честней других!
И поэтому я
требую — не прошу! —
свободу раздели пополам:
половину — тебе, половины мне хватит вполне,
а тебе — твоей, ибо я, как и ты, — человек.