Антология - Поэзия Африки

Трепещет во мраке грустной ночи
Рой моих мечтаний,
Над темной грядою боли,
Над тучами страданий.

Очи звезд удивились,
Увидя воскресших влюбленных,
С небес на них изливая
Лучи, словно дождь зажженный.

И сердце грусть источало,
Хранил я ночью молчанье,
Любовь — судьбы отголосок —
Таилась в моем страданье.

Молчал я, как все живое,
И песен моих не стало,
А сердце мое в испуге
В глубинах жизни блуждало,

О, сила любви всевластной, —
Жизни она сильнее!
О, свет любви лучезарной,
Мрак жизни пред ней бледнеет.

Мощь зла, и мечты покоя,
И все сиянье востока,
Улыбка зари во мраке
В глазах моей черноокой.

Шел я полями, вставал рассвет,
И становилось светло.
Мрак отступал, трепетало над ним
Чистой зари крыло.

Словно красавица гордая, ночь
Не ускоряла шагов,
И в холодке пролетал ветерок
Влажным простором лугов.

Как охмелев, бормотала река,
Трезвым стоял цветок,
И мирозданью хвалебную песнь
Мощно слагал восток.
И, покрывало тумана сняв,
Ясное солнце встает,
Лилия кубок серебряный свой,
Полный росы, подает.

Время идет. На престол ночной
Всходит царица ночей.
Солнце идет на закат, и кровь
Льется в борьбе лучей.
И воцаряется ночь, победив
Солнце, и меркнет заря.
Ночь — как убийца, проливший кровь
И поразивший царя.

Так и судьба — пришла и ушла,
В разных одеждах она,
Или светла, или темна,
Вопль и тишина,
Песня она, а порою стон,
Радость и горькая тень.
Верно, что в сговоре с ночью судьба,
Но побеждает день.

Когда в молчании ночи
Вселенная страхом объята,
И голос надежды скрылся
За тучею горя косматой.

Гром песню свою грохочет,
И все живое ей вторит,
Как будто истины голос
Зовет из пучины горя.

И гром в извивах долины
На вопль ее отвечает,
Как будто дух пробудился
И к ней из бездны взывает.

Тогда я спросил у ночи,
Внушающей ужас тайный,
И бросил я вызов ночи
Прекрасной, необычайной:

«Что в песне той отразилось,
Не стон ли глубин вселенной,
Не жалоба ль тяжкой грусти
Ее — смятенной и пленной?

Иль это проснулась сила,
О помощи грозно взывая.
Мы слушаем мощный голос,
Терзанье ее узнавая.

Как пруд в степи, онемела
Грозовая полночь эта,
И голос мой тоже замер,
Без отклика, без ответа.

Если однажды захочет народ пробудиться,
То и судьба отозваться будет готова,
И неминуемо тьма рассеется ночи,
И распадутся оковы.
— Тот, в ком любви нет и воли нет к жизни,
Сам в ней исчезнет, растлится растлитель,
Горе ему, если жизнь его возненавидит,
Небытие встанет над ним, как победитель, —
Так, торжествуя, мне жизнь говорила.
Так все живое мне это открыло.

Ветер звенел, проносясь над горами:
— Огненный смерч я на бой вызываю!
Я промчу между скал, над листвою,
Об осторожности я забываю,
Не сторонюсь я ни круч, ни ущелий,
Только б достичь мне намеченной цели!
Тот, для кого высота не отрадна,
Вечно в болоте останется смрадном.
Кровь молодая во мне заиграла,
Вихри в груди закружились моей,
Слушаю песню могучую грома,
Музыку ветра и ритмы дождей.

Землю спросил я: — О мать, неужели
Нас не видишь ты, злобой полна?
— Благословляю только отважных,
Тех, для кого никакая беда не страшна.
И проклинаю подобных лежачему камню,
Тех, кто не видит, какая настала пора,
Так и вселенная вся — жизнь принимает с лихвою,
Мертвое гневно клеймит, хоть она и стара.

Мертвую птицу не станет поддерживать воздух,
Не поцелует пчела мертвых цветов,
Если б не я, не моя материнская жалость,
Даже могилы б извергли своих мертвецов.
Горе отверженным жизнью, им нет утешенья,
Вечным уделом их — уничтоженье.

Ночью одной осенней,
Отягощенной болью и гневом,
Был опьянен я сияньем звездным,
Пел своей грусти хмельным напевом.
Мрак я спросил: — Вернется ли к жизни,
Все, что она погубила весною? —
И ничего мрак не ответил,
Девы зари не запели со мною.