Александр Ступников: Комплекс полноценности

Не стоит, видно, ни гроша
Моя проклятая душа.

На город вылилась весна.
И снег становится кощунством.
И девочки глядят с прищуром —
Им ночью явно не до сна.

У школьниц сумки трут плечо.
Они взрослей так, вероятно,
С претензией на элегантность
Или на кое-что еще.

Среди кромешной суеты
Стекла, бетона и металла
Так мало просто доброты
И непосредственности мало.

Но вдруг в толпе мелькнут глаза
И ими солнце заворожено,
Как-будто кто-то осторожно
Слова хорошие сказал…

Что кривда, как не правда наизнанку.
Дай руку, погадаю по руке.
Монету зажимая в кулаке,
Пророчит вдохновенная цыганка.

Росящий получает, что желал.
И продает. И снова покупает.
И стоит ровно столько, сколько знает.
Или не знает,
Думая, что знал.

Как будто судьи,
Кружит воронье.
Не обессудьте,
Каждому — своё.

Двуликая жалость
Во мне поселилась.
Одна возмущалась,
Другая молилась.
Одна, словно девка,
Нагая простынная,
Под утро издевкой
Бесстыдная стынула.

То вдруг обожженная,
То в меру скаженная,
Была в обнаженности,
Будто блаженная.

Другая саднила
И беды пророчиал.
И с болью роднила,
И ночью ворочала.

Жалеть — как обязывать
Себя перед совестью.
Как будто обвязывать
Другого над пропастью.

И вранье
Расползается по мне —
От неё.

И уже не разглядеть,
Не понять:
То ли женщина со мной,
То ли блядь.

Год от года
Золотил купола.
А она была и есть,
Кем была.

О, человечество, седей
В грехах, пороках и пророках.
Коль суть твоя столь однобока —
«Незаменимых нет людей».

Дай, Господи, мне светлый день,
Чтобы взлететь, себя осиля.
Но липнет ложь, осев на крылья —
«Незаменимых нет людей».

Всё перепуталось, слилось.
С Христом соседствуют Иуды,
И толпы жаждущие чуда,
Как необглоданную кость.
И к славе рвется лицедей.
И власти хочется, как Бога.
Святись, духовная берлога —
«Незаменимых нет людей».

Но в перемешанности лиц,
Издалека неразличимых,
Горят, как скитские лучины,
Глаза святых цареубийц.

Щемящая иллюзия покоя…
Я без тебя.
Приснится же такое.
А что я, право, значу без тебя?
То ненавидя,
То весь мир любя,
Вдруг прикоснусь горячею рукою.

Я снова остался один.
И вечер ложится на плечи.
И сном отражаются свечи
В потертых полосках гардин.
Я снова остался один.

Смотрю сквозь оконную темень
На город, как в сгусток судеб.
Где люди спешат, словно время.
И время спешит, словно люди.
Давай обо всём забудем.

Давай убежим обратно
В страну королей и леших,
Где нет суеты и спешки,
И радуга пахнет мятой.
И нет никогда виноватых.

Как много людей.
И как мало людей.
А в небе тоскующий крик лебедей.
Я к ним с полувзмаха рванулся опять,
Да только куда от себя убежать.
В ладони холодные спрятать виски.
Как много сегодня дождя и тоски…

Я глуп. Глупее быть не может.
Меня моя душа тревожит.
С ней не согнутся. Не схитрить.
Ни индульгенцию купить.

Не стоит, видно, ни гроша
Моя проклятая душа.

Мне кажется, я жил уже когда-то…
Был молодым. И даже бородатым.
И черные Иакова шатры
Меня уже спасали от жары.

А на руках поныне не остыли
Прикосновенья царственной Рахили.
И мне уже конечно не забыть,
Как был рабом.
Чтоб больше им не быть.

В пустыне я, свободой опаленный,
Внимал словам великого Закона.
И Адонай, безбрежный и незримый,
Водил меня в атаки против Рима.