Алексей Цветков - Имена любви

пересеки насквозь ноябрьский город
он чуть мерещится своим пешеходам
и существует из последних птиц

раньше была уловка зайти на почтамт
чьи медленные открытки дарили средство
пенять на погоду или правительство
то есть не правительство а здоровье
электричество покончило с этим жанром
бледным старушкам в окнах не дождаться
дождь которому не предписали конца

если долго идти в одну сторону
обостряется риск проснуться
медведь который не помнит
спал ли он прошлую зиму
потому что все было одинаково
и откуда ему нечеловеку знать
тот ли он медведь который засыпал
или совершенно другой
если долго идти в ноябре стремясь
но никуда не нужно к сроку
забываешь который ты медведь
и потом приходится спрашивать
с обратной стороны двери

никакого обоняния в помине и раньше
но можно влажный воздух на вкус
(а ты пробовал камни изнутри)
осенью остается мало молекул
и расстояниям так грустно между ними
электроны состоят в электронной переписке

мы обрели право бояться поодиночке
но страшно нам все-таки вместе
голубям и воронам и они так громко
воробьи на своих одноразовых крыльях
кротко умирают не успевая испугаться

осенью потупишься и усомнишься
стоит ли существовать вечно
потому что как потом переиграть
если не понравится

в наползающей толщине так пасмурно глазу
так чахоточно телу точно не жил ни разу
но язык не сдается в нем синтаксис как свинец
все предметы слова артикулируй с опаской
тютчев дурак на заборе акриловой краской
только то что сказуемо правда мысли нет

сладко пел бетховен но слух под вопросом
никакой бладхаунд звезды не вычислит носом
присягнут гомер или мильтон зрение врет
к альвеолам с неба шероховат и матов
мир сотворен из субъектов и предикатов
когда его говоришь разеваешь рот

горький город и мрак нетопыриный совий
пробеги контракт из голых слов и условий
рецидив акцента в отдельно взятой стране
денотаты наречий черны и в пазах косятся
здесь мели без умолку если жаль оказаться
без одежды и денег на жестяном столе

существуй наизнанку берегись недомолвки
в полный голос иначе слова голодны как волки
с головнями глаз даже бельма сведет слюна
чтобы мир уцелел и в подол интерфейс не падал
можно только любовью как пел коринфянам павел
потому что рассудок зряч а любовь слепа

я провел вместо бродского семь лет в вольере
носил вериги но оступился в вере
семенил в колесе семья-работа
рвался к финишной положив на старость
по капле выдавливал из себя идиота
exegi monumentum чему осталось
на ничьей полосе половинкой в сумрак
цикл посущественней чем смена суток

вкусил экскурсантом на сан-микеле
дружбы в граните с кем не смог в теле
скоро буду рад и такой встрече
разница слаба эпигон или гений
где от нас остается часть речи
но уже никакое из местоимений
возложил к подножию сто лир и muratti
память праху о предстоящем брате

слева в сумраке совсем как покойник
стартовал с ямба пересел на дольник
различаю на слух где чехи где словаки
был у китса в риме у лесьмяна в польше
здесь верны только женщины и собаки
я любил обеих но кошек больше
у кого над островом крыша в звездах
врос загробно в адриатический воздух
после бродского как и после бога
остается воздух и это много

он просыпается и явь светла
высокий воздух соткан из стекла
там тонны вещества пространства мили
он мал еще и ходит под себя
но существо каким другие были

за дверью сад собака и трава
пора вступать в наследные права
так ярок мир в подарок без задатка
жизнь наяву огромная страна
вот только где он раньше был загадка

покуда день и явь насквозь видна
скорей давать предметам имена
все совпадает и в ответ смеется
окликнешь птицу лебедь и она
так лебедем с тех пор и остается

налево пруд направо вырос лес
в кадушку месяц прыгает с небес
и звездных капель тверди вспять не выпить
не жаль всей жажды с голодом и без
за дар любить и все что любишь видеть