Евгений Долматовский - Товарищ мой

Лавров не надо — сгодится и вереск.
Впрочем, и жесть неплоха на венки.
Я, лейтенант по фамилии Берест,
Смерти случайной своей вопреки
Выйду к товарищам на перекличку,
Как победитель десятка смертей.
Мимо Сельмаша летит электричка...
Дети на рельсах...
Спасайте детей!

Знает начальство ростовский мой норов.
В жизни однажды штурмуют рейхстаг.
Вспомнит Кантария, скажет Егоров,
Кто их водил устанавливать флаг.
Это вранье, что я жил непутево
После войны из-за мелких обид.
Не был тщеславен я, честное слово...
Дети на рельсах,
А гибель трубит!

Лавров не надо. Пришлось мне изведать
Горькие годы, тоску и позор.
Но непорочное Знамя Победы
Нес я тогда и несу до сих пор.
Под выходной, вдоль дороги железной,
Трезвый шагаю домой из гостей.
Про осторожность твердить бесполезно.
Дети на рельсах...
Спасайте детей!

Вот просигналить бы предупрежденье!
В руки бы мне кумачовый лоскут!
Но на принятие трезвых решений
Мне никогда не хватало секунд.
Может, на рельсах игравшие дети,
Двое, потом, после игр и затей,
Будут взбираться на крышу столетья
С флагом Победы...
Спасайте детей!

На земле многострадальной белорусской
Наш разведчик в руки ворога попался.
Был захвачен он, когда тропинкой узкой
В партизанские районы пробирался.
Был он смуглый, черноглазый, чернобровый,
Он из Грузии ушел в поход суровый.
Ты лазутчик? Признавайся в час последний!
Отвечал он:— Из деревни я соседней.

По деревне, по снегам осиротелым
Повели его галдящею гурьбою.
Если врешь, не миновать тебе расстрела,
Если правда, то отпустим, черт с тобою!
Не иначе лейтенантом был ты прежде,
А теперь в крестьянской прячешься одежде.
Отвечал он: — Вон вторая хата с края,
Проживает там сестра моя родная.

Тяжела его прощальная дорога.
Конвоиры аж заходятся от злости.
Смотрит женщина растерянно с порога —
Незнакомца к ней ведут лихие гости.
Узнаешь ли ты, кто этот черноглазый?
Что ответить, коль не видела ни разу?
Оттолкнула чужеземного солдата:
— Ты не трогай моего родного брата!

И прильнула вдруг к щеке его колючей,
От мучения, от смерти заслонила.
На Полесье помнят люди этот случай.
В лихолетье, в сорок первом, это было.
Ничего о них мне больше не известно,
Но о брате и сестре сложилась песня.
Может, в Грузии ту песню он услышит
И письмо ей в Белоруссию напишет...

Память о Победе дорога!
И сейчас я вижу все детали
Дня, когда под городом Торгау
Мы с американцами братались.
Был один из них чудаковат
И носил пилотку на затылке,
К удивлению своих солдат,
Воду Эльбы наливал в бутылки.

Он мои гвардейские усы
Трогал беспардонно и беспечно.
Он хотел купить мои часы,
Я ему их подарил, конечно.
И представьте, мир настолько мал,
Что недавно в городе Детройте
В день приезда сразу повстречал
Чудака, с кем виделся на фронте.

Как друг друга распознать смогли
Через годы,
И какие годы!
На обратной стороне земли
Разные системы и народы?
Тот американец! Тот солдат!
Пожимавшая мне руку лапа.
Ухарски заломлена назад
Желтая стетсоновская шляпа.

Он к себе домой повез меня:
Выпьем что-нибудь за нашу встречу.
Не люблю я пить в начале дня,
Но во имя дружбы не перечу.
— Помнишь Эльбу?
Воду той реки,—
Говорит он,—
С наступленьем мира
Я расфасовал на пузырьки,
Получилось вроде сувенира.

С этого мой бизнес начался.
Развернул я славную торговлю.
Знает магазин округа вся,
Сувениры новые готовлю.

Пили мы не очень крепкий грог,
И молчал, деля застолье с нами,
Здоровенный лоб, его сынок,
Летчик, воевавший во Вьетнаме.

Спасибо вам, друзья, за приглашение.
И рад бы в красногалстучном кругу
Я День Победы встретить...
Тем не менее
Прийти на сбор, пожалуй, не смогу.
С годами становлюсь сентиментальнее,
Защелкиваю память на замок:
Боюсь, что вдруг воспоминанья дальние
Застрянут в горле, как крутой комок.

Лишь к зданью школы подойду,
И видится
Мне
Самый страшный в жизни эпизод.
Мальчишка был у нас в полку.
Под Витебском.
Ему пошел одиннадцатый год.