Евгений Долматовский: Товарищ мой

Что ты притихла, моя непоседа,
Около бабки пригрелась опять.
Хочешь узнать, как я встретила деда?
Что же, послушай, могу рассказать.
Вот увезли меня из Ленинграда.
Я у людей под Казанью жила.
Напоминать о сиротстве не надо —
Было таких же, как я, полсела.

Школьницы, мы вышивали кисеты
И отправляли гвардейцам на фронт.
Слышала я, что про это поэты
В песнях писали — а песня не врет.
Мы бесфамильным своим адресатам
Письма придумывали по ночам.
Прежде чем стать неизвестным солдатом,
Воин записку от нас получал.

Вдруг мне ответ почтальонша приносят.
В нем благодарность за добрый кисет,
И уж, конечно, наивный вопросик:
Милая девушка, сколько вам лет?
Что мне таить и чего мне стесняться?
Я прибавлять не желаю ни дня
И заявляю, что будет шестнадцать,—
Если вам мало, оставьте меня.

Как я ждала треугольничка снова!
Все же приходит привет и поклон.
Вслух повторяла я каждое слово —
Околдовал твою бабушку он!
Так, мол, и так, восемнадцатилетней
Станете вы в сорок пятом году.
Нас не рассорят молвою и сплетней,
Вы подождите, и я подожду.

И завязалась у нас переписка.
Дело подходит к четвертой весне,
Вот уж победа забрезжила близко,
Но все страшней, все тревожнее мне.
Вдруг эти чувства нам только казались —
Это ведь мой неизвестный солдат.
Как я узнаю его на вокзале.
Вдруг он седой и, как дед, бородат!

Помню, толпой раскаленной зажата,
Я эшелона ждала, как судьбы.
Как без ошибки узнала сержанта,
Тут и слова, вероятно, слабы.
Он оказался немножечко старше,
Годика на два — совсем на чуть-чуть.
Шли мы в толпе под военные марши,
Вот он какой был, наш свадебный путь.

Как я впервые увидела деда,
Скоро уж тридцать исполнится лет.
Ты у него непременно разведай,
Любит он бабку твою или нет.

В двадцать лет — командир батальона,
Офицер — не велик и не мал,
В сталинградской степи раскаленной
Пополнение я принимал.

Ну и дядьки из маршевой роты,
Лет за сорок любому из них.
Я для них — как птенец желторотый
В лейтенантских доспехах своих.

На меня они смотрят с ухмылкой,
И веду я усатый отряд,
Ощущая спиной и затылком
Стариков иронический взгляд.

Оглянулся я резко и строго:
— Разговоры отставить в строю! —
Изумленно качнулась дорога,
Сбился с шага я, встал и стою.

Что я вижу!
По комьям, по пашне
В древнем воинстве, в третьем ряду
Мой родитель шагает, папаша,
Чуть прихрамывая на ходу.

Пирожок пожелтевшей пилотки
Прикрывает его седину.
По привычке заправив обмотки,
Он идет на вторую войну.

Но не ждите ни слез, ни объятий;
Строго смотрит комбат на бойца:
Как же так — перед собственным батей
Оказался он в роли отца?

Мы сраженье вели в междуречье.
Помню донник в алмазной росе.
Был я ранен шальною картечью,
На ничейной лежал полосе.

«Рус, сдавайся!» — беснуется сволочь.
Нарастает огонь навесной.
Думал —все! Но в кромешную полночь
Приползает папаша за мной.

Недоштопанным из лазарета
Я на курсы уехал в бинтах,
И потом две зимы и два лета
Провели мы на разных фронтах.

А сегодня родитель мой древний
Генерала не чтит своего,
Приезжает ко мне из деревни
Раз в полгода, не чаще того.

Я ему предлагаю столицу:
Вот квартира, вот дача. В ответ
Заявляет, что переселиться
Никакого желания нет.

Благодарность прими и почтенье,
Дай потрогать парадный мундир.
Побыл я у тебя в подчиненье,
А теперь — сам себе командир.

Расскажу во всех подробностях
Случай памятный один,
Как из Кемеровской области
Ездил в гости я в Берлин.

Авиационной почтою
В наше дальнее село
Свадебное, с ангелочками
Приглашение пришло.
Старший внук письмо с немецкого
Перевел без словаря,
Но не понял, чье приветствие,
Я, по правде говоря.
Неизвестная Амалия
Обращается ко мне:
Дружба-фройндшафт и так далее,
Приезжайте по весне;
Все соседи наши видели,
Как, готовясь брать рейхстаг,
Сберегли меня от гибели
Вы, товарищ сибиряк.

Верно, я в войне участвовал,
Но в спасители не лез.
Вот лечу я с красным паспортом
Средь клубящихся небес.
В аэропорту, у выхода
Незнакомая семья:
И невеста, и жених ее,
И мамаша, и братья.