Кирилл Померанцев: Спор с безжалостной судьбой: Собрание стихотворений

Каникулы, солнце, Савойя…
Шагаю, цветок теребя.
Но что же мне делать с собою,
Куда убежать от себя?
Укрыться от собственной тени,
Что вместе со мною пришла,
Закрыла луга и селенья,
На самое небо легла?!

Когда-нибудь — о, я уверен в этом! —
В глухую ночь открою я окно
И вдруг увижу: серебристым светом
До горизонта всё освещено.

Как будто в тишине природы спящей
Нездешний занимается рассвет.
И это будет не от звёзд сходящий,
Но к звёздам поднимающийся свет.

Когда с годами выучимся мы
Стареть и ничему не удивляться,
И знать, что от сумы и от тюрьмы
Никто из нас не вправе отрекаться.

Что все мы жалкие слепые бедняки,
Развратники, растратчики и воры,
Растратившие жизнь на пустяки,
На ничего не стоящие споры, —

Тогда, быть может, в ледяном поту,
В отчаянье, не знающем названья,
Сквозь эту глухоту и немоту
Сверкнёт и нам последнее сиянье —
Звезда, сорвавшаяся в пустоту.

Когда цветут парижские каштаны
Над головой влюблённых и зевак,
Мне кажется — блаженная нирвана
Сошла на мир сквозь повседневный мрак.

И царствует святое безразличье
Над поясом научной мерзлоты.
Какой восторг! Какое сверхвеличье!
О, человек, когда б ты знал, КТО ты!

Конечно, умирать не хочется,
Конечно, надоело жить…
Но час придёт и не отсрочится —
Свечу придётся потушить.

И вот предстанет жизнь прошедшая:
Земная радость и печаль…
О, юность, юность сумасшедшая,
Тебя одну мне будет жаль.

Кто вызвал в этот мир меня
Из пустоты небытия
И бросил в нищету и холод,
И смысл в страдании нашёл?
Я видел всё, я всё прошёл:
Надеялся, когда был молод,
Потом надеяться устал,
Потом и верить перестал.
О, страшный мир! Так, леденея,
Года последние бегут.
Так листья осенью желтеют
И, с веток падая, гниют.

Ложится вечер в нежности неясной,
Двоится память в сумерках времён.
И Божий мир, по-новому прекрасный,
Как будто заново был сотворён.

И нет уже ни радости, ни горя,
Прозрачный опускается покой
На землю, на утихнувшее море,
На память о тебе, на облик твой.

Любая чушь, любое приключенье
Под старость представляются сложней.
Всё хочется добраться до корней,
Найти всему своё предназначенье.

Но только на предельной высоте —
В блаженнейшем из снов, в святом смиренье —
Все вопрошенья, все недоуменья
В божественной сольются простоте.

Люблю перекрёсточный веер
Штурмующих дали дорог —
Дорог, уходящих на север,
На запад, на юг, на восток.

Люблю их графически строгий,
Ритмически песенный лад:
Дороги, повсюду дороги,
Дороги вперёд и назад.

Дороги в безвестье, в не знаю,
Дороги, как линии рук…
Давай, я тебе погадаю,
Мой воображаемый друг.

Давай, мы с тобой помечтаем,
Давай, мы с тобой улетим.
В Италию. Хочешь в Италию?
В Неаполь, в Милан или в Рим?

Давай, превратимся в движенье,
В поэзию, в солнечный блик:
Ведь ты — моё воображенье.
А я — твой послушный двойник.

Люблю, приближаясь к итогам,
Под жизни стихающий шум
В вечернюю мглу по дорогам
Бездумно лететь наобум.

Меня уж нет. Меня не существует.
Остался лишь оптический обман,
Забывший вовремя рассеяться туман,
Степная пыль, кружащаяся всуе.

И вообще — существовал ли я
Самой в себе неповторимой тварью
Иль только, вспыхнув, растворился гарью
В космической тревоге бытия?

Всё — прах, всё — тлен: мечты, надежды, сроки…
Бесстрастна леденеющая высь,
И в чёрный бархат вписанные строки
Уже в посмертный пурпур облеклись.