Иосиф Уткин - Стихотворения и поэмы

Говорю по правде (без тумана),
Очень многим женам, может быть,
Хочется супругой-атаманом,
Волга-матушка, побыть.

А попробуй на такую моду
Кто-нибудь благословенье дать, —
Так, пожалуй, в веденье Освода
Надо будет загсы передать!

Потому, кого бы ни спроси вы,
Если он об этом не забыл, —
Всякий скажет: «Очень некрасиво
Разин с персианкой поступил!»

На каштановой головке
Нежный локон теребя,
Он спросил: «Наган с винтовкой?..
Это много для тебя».

Я сказал: «Не стоит, Вася.
Мать стара. Пускай один
Остается. Оставайся
Для родительских седин».

У садовой у калитки
Мы простились кое-как.
Слезы тонкие, как нитки,
Намотал он на кулак.

И сказал: «Ступай, Володя…»
Он взглянул,
И с того дня
Восемнадцать лет не сводит
Этот мальчик глаз с меня.

Эту тоненькую ветку,
Эту слабенькую грудь
Вся японская разведка
Не могла никак согнуть!

На тюремной на кровати,
Губы, руки искусав,
Умер он,
О старшем брате
Ничего не рассказав…

От доброго слова собака моя
Срывается с места, кружится юлою.
Визжит, колбасится: довольна! а я…
Я, кажется, скоро… собакой завою.

Кто знает жестокий и тихий твой нрав?
Не тронув тебя ни стихами, ни плачем —
Как пудель, уставясь и морду задрав, —
Не трону ль тебя я страданьем собачьим?

И как бы я ни был измучен и слаб,
Но если окликнешь… по первому звуку
Я кинусь со всех четырех своих лап
Лизать эту нежную женскую руку.

И мир прояснится от пальцев твоих,
И в мире, где столько собак и вопросов,
Счастливей не будет вот этих двоих
От доброго слова визжащих барбосов!..

Не догадаться, не расслышать,
Идти калякать,
Когда кричит, как на афишах,
Намек каракуль.

Не разобрать знакомый почерк
Дождей московских, —
Когда читаешь между строчек
Сырых и скользких.

А дождь проходит по столице
К Замоскворечью.
И вот опять не состоится
Сегодня встреча.

Опять гудит холодный провод:
«Никак не выйдет!»
Опять для вас удобный повод
Меня не видеть.

Никак не выйдет — безусловно.
Сидите дома.
И вот вам справка,
Где подпись молний
С печатью грома.

Только думала спать,
Как у хутора
Загундосил опять
Кто-то муторно.

Завалилось ко мне
Трое гавриков.
Надымили они,
Как на фабрике.

Прицепились опять:
«Сына Якова
Не видала ли, мать?» —
Аж заплакала!

Поглядел офицер:
«Что… не весело?
Ладно, Яков твой цел:
Не повесили».

Я за свечкой — к попу!
…Поп неласковый.
Чай лакает в поту,
Блюдцем ляская.

Говорит — не глядит,
Просто в ярости:
«Убежал твой бандит
Из-под ареста».

У меня по спине
Будто оспины:
«У-бе-жал?! Ах ты мне,
Ах ты господи!»

Поп как топнет ногой:
«Нету доступу
Коммунистке такой
К богу господу!!»

Я попу: «Не кричи! —
Раз полегчало,
Мне и ставить свечи,
Может, не к чему…»

«Ну-ка, двери отвори:
Кто стоит там у двери?»
— «Это нищий, Аннушка».

— «Дай краюху старику
Да ступай-ка на реку:
Кто там стонет,
Будто тонет?»
— «Это лебедь, Аннушка».

— «Ну так выйди за плетень:
Почему такая тень?!»
— «Это ружья, Аннушка».

— «Ну, так выйди за ворота,
Расспроси, какая рота:
Кто? Какого, мол, полка?
Не хотят ли молока?»
— «Не пойду я, Аннушка!

Это белые идут,
Это красного ведут,
Это… муж твой, Аннушка…»

Одинокий, затравленный зверь —
Как и я, вероятно, небритый, —
Он стучится то в окна, то в дверь,
Умоляя людей: «Отвори-и-те…»

Но семейные наглухо спят.
Только я, не скрывая зевоты,
Вылезаю к товарищу в сад,
Открываю окно: «Ну, чего ты?..»

Что поделаешь… ветру под стать,
У семейных считаясь уродом,
Не могу, понимаете, спать,
Если рядом страдает природа!..