Алексей Черных: Горловка. Девятьсот пятый

Поругиваясь невостро,

Дружинники делили рьяно

Его нехитрое добро.

Остановить их – труд напрасный,

И в раз второй за эту ночь

Дейнега выругался грязно

И вышел из пристройки прочь.

Рассвет уже добавил серость

В холодный, беспросветный мир,

Где вся Дейнеговская вера

В добро идей – теперь блезир.

17 (30) декабря 1905 года. За шесть часов до поражения.

Андрей Гречнев после нападения на казармы сборного войскового отряда по улице Садовой в Горловке

С утра мело. Как будто полог

Из снега жёсткого накрыл

Промёрзший до костей посёлок.

И ветер воздух иссушил.

Метель, в косых лачугах роясь,

Стараясь Горловку встряхнуть,

Сугробы намела по пояс,

А кое-где почти по грудь.

Нахаловок и Собачёвок,

Шанхаев и Пекинов грязь

Узором вьюжных подмалёвок

Закрылась, словно бы стыдясь.

* * *

В процессе вялой перестрелки,

Что длилась несколько часов,

Никто не рвался в переделку

И умирать был не готов.

Стрельбы по людям безоружным

Пытаясь впредь не допустить,

Солдат напором ненатужным

Дружинники взялись теснить.

И лишь в процессе столкновенья

Смогли повстанцы осознать,

Что нужно было нападенье

Гораздо раньше начинать.

В дружине горловской не найден

Был свой решительный герой,

Подобный Прохору, кто жаден

К победе быстрой и лихой.

Они могли б ещё под вечер

Собрать достаточно людей,

Чтоб без излишних велеречий

Солдат приструнить половчей.

А так армейцы и жандармы

Сумели за ночь укрепить

Свои непрочные казармы,

Проёмы досками забить.

И вот теперь, в пургу и холод, –

Не в лоб же их атаковать! –

Казармы чуть ли не измором

Восставшим приходилось брать.

* * *

Когда ж солдаты отступили,

Подняв для виду белый флаг,

Повстанцы радостно ожили,

Повеселели на глазах.

Простой победа получилась.

Да ведь никто и не хотел,

Чтоб столкновенье превратилось

В суровый массовый расстрел.

Хотелось лишь обезоружить,

А то, что враг их отступил,

Устраивало даже лучше:

На пленных нужно много сил.

Строй отступающих неровный

Во мгле метельной утонул,

И кто-то глупо и беззлобно

Над головами их стрельнул.

* * *

Андрея Гречнева немного

Жгут напряженья отпустил,

Но, обессиленный тревогой,

Вставать дружинник не спешил.

Уткнув лицо в сугроб колючий,

Андрей лежал. Казалось, жар,

Что пёк лицо крапивой жгучей,

Снег превращает в сизый пар.

«Так на драгунов не похоже», –

Подумал Гречнев невпопад.

Но вскоре выяснилось, что же

Заставило уйти солдат.

День прометеленный, синюшный,

Скровавив отблеском огня,

Взялись казармы и конюшни

Пожаром, сердце леденя.

Сработала всего-то пара

С десятка самодельных бомб,

Заброшенных на обветшалый

Двора казарменного ромб.

От них занялся мусор разный

У беленых саманных стен,

И вскоре вспенилось всё красным,

Как жаркий заводской мартен.

Дружинники из расторопных

К конюшне бросились спасать

Несчастных брошенных животных,

Тревожно продолжавших ржать.

Открытые ворота, к счастью,

Огонь пока не охватил,

Но из его разящей пасти

Спасли лишь нескольких кобыл.

Сам Гречнев оббежал казармы:

Училище недалеко,

И может пламенем пожарным

Объять всё здание легко.

Его училище, в котором

Андрей служил недолгий срок.

И где тайком под видом хора

Он большевистский вёл кружок.

Андрей легко взлетел под крышу.

Помедлив в слуховом окне,

Он выбрался наружу, слыша

Гуденье ветра в вышине.

Пожар отсюда показался

Еще опасней и страшней,

Чем до момента, как поднялся

На крышу скользкую Андрей.

Метель то резко раздувала,

То прижимала вниз огонь.

Летели искры разудало,

И в воздухе царила вонь.

Когда очередным порывом

На крышу искры занесло,

Дружинник бросился ретиво

Топтать их и ругался зло.

Чуть позже прибежала пара

Рабочих, чтобы помогать

Училище из лап пожара

Немилосердных вызволять.

* * *

И завертелось-закружилось.

Трудился Гречнев, что есть сил,

А всё, что в этот день случилось,

На час он будто позабыл.

Забыл вчерашние событья,

Жестокий самосуд властей,