Саша Черный - Собрание сочинений. Т. 1

К счастью, послушник веселый
За водой бегом примчался.
Я с ним кротко объяснился,—
Ты потупила глаза…

И всплыла, с ведра свисая.
Разложившаяся шляпа,
Истекая кровью маков,
Оседая и дрожа.

Фыркнул радостно молодчик
И ушел, сказав: «Бог в помочь!»
Знал ли он, что эту шляпу
Носит Сара Блюменберг?

Два часа сушилась шляпа.
Два часа, не отдыхая,
Хохоча, мы целовались
Все нежнее и нежней.

И когда мы вышли в сумрак
Влажно радостного сада,
Нам кивали все деревья,
Все монахи, все кусты,—

И, смущенно улыбаясь,
По душистым закоулкам
Я в молчанье до калитки
Проводил мою звезду.
………………………………………
Как-то в зимнем, грязном сквере
Отвратительной столицы
Я припомнил эту сказку
Через много темных лет.

Потому что по дорожке
Проплыла моя богиня,
Нагло-жирная индюшка
В бриллиантах и шелках.

На деревьях и кустах
Кисти страусовых перьев.
Банда бойких подмастерьев
Лихо мчится на коньках.

Прорубь в снежной пелене.
По бокам синеют глыбы.
Как дрожат от стужи рыбы
В мертвой, черной глубине!

Пахнет снегом и зимой.
В небе дымчатый румянец.
Пятки пляшут дробный танец
И, хрустя, бегут домой.

На усах хрустальный пух,
У ресниц сквозные стрелы.
Сквозь мираж заиндевелый
Реют стаи белых мух.

Растоплю, дрожа, камин.
Как свирель к устам венгерца,
Пусть прильнет к печали сердца
Яркий, угольный кармин…

Будут яблоки шипеть
На чугунной сковородке,
А в заслонке ветер кроткий,
Отогревшись, будет петь.

И в сенях, ворвавшись в щель
Из-под мутной снежной крыши,
Засвистит октавой выше
Одуревшая метель…

Ты придешь? Приди, мой друг,—
Обратим назло природе,
Людям, року и погоде,
Зиму — в лето, север — в юг!

Не справляясь с желаньем начальства,
Лезут почки из сморщенных палок,
Под кустами — какое нахальство! —
Незаконное сборище галок,
Ручейков нелегальные шайки
Возмутительно действуют скопом
И, бурля, заливают лужайки
Лиловатым, веселым потопом.
Бесцензурно чирикают птицы,
Мчатся стаи беспаспортных рыбок,
И Нева контрабандно струится
В лоно моря для бешеных сшибок…
А вверху, за откосом, моторы
Завели трескотню-перестрелку
И, воняя бензином в просторы,
Бюрократов уносят на Стрелку.
Отлетают испуганно птицы,
Рог визжит, как зарезанный боров,
И брезгливо-обрюзгшие лица
Хмуро смотрят в затылки шоферов.

Из взбитых сливок нежный шарф…
Движенья сонно-благосклонны,
Глаза насмешливой мадонны
И голос мягче эха арф.

Когда взыскательным перстом
Она, склонясь, собачек гладит,
Невольно зависть в грудь засядет:
Зачем и я, мол, не с хвостом?

Ей-богу, даже вурдалак
Смягчился б сердцем, если б в лодке
Услышал голос кроткий-кроткий:
«Алеша, ты б надел пиджак…»

Имел бы я такую мать,
Сестру, свекровь иль даже тетку,
Я б надевал, влезая в лодку,
Под шубу пиджаков штук с пять!..

А в час обеда, как галчат,
Всех надо оделить руками
И дирижировать зрачками,
Когда наелись и молчат…

Сей хлопотливейшей из Марф
Поэт заржавленный и тонкий [38],
Подносит днесь сии стишонки,
Косясь на строгий белый шарф.

Какая кротость умиранья!
На грядках иней, словно пух.
В саду цветное увяданье
И пышных листьев прелый дух.

Река клубится серым паром.
Хрустит промерзший старый плот.
Далеким радостным пожаром
Зарделись клены у болот.

Заржавел дуб среди площадки.
Скрутились листья, темен ствол.
Под ним столпились в беспорядке
Скамейки голые и стол.

Ель в небе легче кипариса.
Всем осень — ей зеленый взлет…
На алых зернах барбариса
Морозно-матовый налет.

Цветы поникли на дорожки,
На лепестках комки земли.
В узлах душистого горошка
Не все бутоны расцвели…

В аллеях свежий ветер пляшет.
То гнет березы, как рабов,
То, утомясь, веревкой машет
У гимнастических столбов.