Уильям Шекспир - Поэмы и стихотворения

Едва лишь солнце, лик явив багряный,
С зарею плачущей простилось вновь,
Охотиться Адонис стал румяный:
Любил он травлю, презирал любовь.
Его, спеша, Венера настигает,
Как волокита дерзкий, обольщает

И говорит: "О, лучший цвет полей,
Меня прекрасней втрое, несравненный,
Румяней роз, белее голубей,
Укор для нимф, прелестней плоти тленной;
Природа предрекла, создав тебя:
Лишь ты умрешь, погибнет мир, любя.

"Не откажи мне спешиться, о диво,
И привяжи к луке узду коня;
За то в награду ты узнаешь живо
Сладчайшие все тайны от меня.
Здесь сядь, где змей шипенье незнакомо:
Тебя, целуя, задушу истомой.

Но не пресыщу губ твоих, — верней
Средь изобилья сытость позабудут;
Ста поцелуев будет мой длинней,
А сто их одного короче будут;
Нам летний день покажется за час,
В такой утехе пролетев для нас".

Тут, влажной завладев его рукою,
Сил воплощеньем жизненных, она
Целебной для богинь росой земною
Ее зовет, дрожа, возбуждена.
Желанье множит силы опьянелой:
Его с коня она срывает смело.

В одной руке ее была узда,
И привлекала юношу другая;
Краснеет он с досады и стыда,
К такой игре охоты не питая.
Она, как уголь пламенный, красна,
Он красен от стыда, но кровь хладна.

На сук обломанный вмиг намотала
Венера повод (как любовь спешит!);
Привязан конь; она стараться стала
Связать и всадника, что с ног уж сбит,
Как бы сама хотела быть им сбитой;
Он — силы раб, не страсти, век несытой.

Лишь он упал, простерлась и она;
Им были локти, бедра их опорой;
Вот треплет по щеке его, нежна;
Он хмурится, браниться стал, но скоро
Ему смыкает поцелуй уста:
"Браниться будешь, не откроешь рта".

Он от стыда горит; она слезами
Жар гасит девственный его ланит;
И после золотыми волосами
И ветром вздохов осушить спешит.
Бесстыдницы дает он ей названье;
Дальнейшему кладет предел лобзанье.

Как перья птицы, мясо клювом рвет
Терзаемая голодом орлица
И, поглощая все, крылами бьет,
Пока не стихнет голод или птица, —
Так лоб она целует, щеки, бровь,
И, только кончит, начинает вновь.

Он, не сдаваясь, силе уступая,
Лежит, дыша в лицо ей, недвижим;
Она же пар зовет, его впивая,
Небесной влагой, веяньем благим;
Ей жаль, что не цветник ее ланиты,
Столь освежающим дождем омытый.

Как птица в сеть попав и присмирев,
Адонис стих в объятиях Венеры;
Сопротивленье, стыд, в нем вызвав гнев,
Глазам придали красоты без меры;
Так полная река, когда ей вод
Прибавит ливень, берега зальет.

Она все молит, молит, напевая
В прелестное ушко прелестный вздор;
А он все сердится, стыдом пылая,
Иль, побледнев от гнева, хмурит взор.
Еще милей он кажется, краснея,
Ее в восторг приводит он, бледнея.

Ей люб Адонис, как он ни гляди;
Своей рукой она клянется дивной
Не оторваться от его груди,
Пока он слез, что льются непрерывно
Из глаз ее, не примирит с собой,
Долг уплатив тем поцелуем свой.

Тут он лицо свое приподнимает;
Так выглянет подчас нырок из струй
И, встретив взгляд чужой, опять ныряет;
Готов Адонис дать ей поцелуй;
Но, лишь к устам ее близка пожива,
Свои, зажмурясь, он отводит живо.

Так в зной не жаждал путник свежих вод,
Как жаждала она своей услады:
Спасенье видит, но его неймет;
Пылает вся среди речной прохлады.
"О, сжалься, — восклицает, — мальчик злой!
Прошу лишь ласки: страх откуда твой?

"Как я тебя, так и меня молили,
И сам суровый, грозный бог войны,
Чьей мощной выи битвы не склонили,
Которым все враги побеждены,
И он, мой пленник, раб мой, домогался
Того, что взять ты ныне отказался.

"У алтарей моих свой крепкий шлем
Повесил он, копье и щит чеканный;
Он научился танцам, играм всем,
Забавам, шуткам, — стяг презрев свой бранный,
Мои объятья полем битв избрав,
Из ложа моего шатер создав.

"Так властелина я поработила
И на цепи из алых роз вела;
Булат слугою сделавшая сила
Рабой презренья моего была.
О, не гордись, не похваляйся властью
Над той, что бога битв смирила страстью.

"Губами прикоснись к губам моим
(Мои красны, хотя не так прекрасны),
Тот поцелуй ведь будет и твоим.
Что смотришь в землю? Взор впери свой ясный
В мои зрачки: твоя в них красота.
Слились два взора, что же не уста?