Александр Ермаков Зильдукпых - Костер надежды

Вряд ли будет крепче кость от книжки,
Вряд ли книга кальцием снабдит,
Вряд ли будут сальные излишки,
Но зато духовно будешь сыт.
Поварское – тонкое искусство.
А искусство жертвами живёт.
Чтобы появилась капля чувства,
Нужно съесть хотя бы бутерброд.
Да, желудок требует и хочет.
Самосохранения инстинкт
Червяком утробу твою точит,
И в глазах от голода мутит.
И пока себя ты не накормишь,
Червяка едой не угостишь,
Праздник живота ты не устроишь,
Дискомфорт в мозгу не устранишь,
О науке, хобби, об искусстве
Без котлеты в брюхе ты забудь.
Только когда сытый будут чувства.
Вот, пожалуй, в чем сей басни суть.

Истории скрипучее застыло колесо.
Изжито всё и съедено, испробовано всё.
Земля уже не крутится, вращаться силы нет.
И стал холодным, тусклым стал на небе солнца свет.
Вот-вот совсем погаснет он и будет полный мрак.
Земля опустошенная… Какой же я дурак!
Проспал эвакуацию и вот один смотрю
С холма куда-то в небеса, последнюю курю.
Земля опустошенная без нефти и угля.
Нет ничего полезного! Засохшие поля
Не плодородят, в трещинах. Нет больше чистых вод.
Отходы терриконами и запахи болот.
Играет ветер мусором, мазута ручейки,
Бутылки и коррозия, газетные листки.
Гремят коряги старые, когда-то там был парк.
Согнулся в три погибели «кирпич» – дорожный знак.
Прошла эвакуация и пусто на земле.
А земляки довольные летят на корабле
Искать миры свободные, забыли дурака.
Жива цивилизация, бездомная пока.
Летят они, торопятся, планета отжила,
Чтобы начать все заново без хитрости и зла,
Везут информносители на память о былом.
Осталось в мрачном космосе найти свободный дом.
Прошла эвакуация и никого вокруг.
Оставлен в суматохе я и чаще сердца стук.
На корабле отправились родные и друзья,
На техногенной мусорке остался только я.
Проспал эвакуацию, в отчаяньи кричу:
«Вернитесь! Умоляю вас! Один я не хочу!»
И сразу же проснулся я, услышал: «Милый мой,
Зачем кричишь, как бешеный? Сегодня выходной».

Когда в нас молодость бурлила,
Всё было колом и пучком,
Кисель любви варили, пили
И обжигались кипятком.
Но часовых дел маг небесный
В кисель любви подсыпал бром.
И мы с лицом довольно пресным
Тугими стали на подъём.
Нет, не поможет нам Медея!
Кисель любви давно застыл.
Я пью вино и молодею.
Ха-ха! Весь вечер полон сил.
Опять весна, душой болеем —
Улыбки, солнце и капель…
Давай, как раньше, подогреем
Наш затвердевший, но кисель.

Соткан мир из повторений.
Первым слава и почёт.
Вектор целеустремлений
К холодильнику ведёт.
Повторяются конфликты,
Песни, помыслы в речах,
Работяги, паразиты
И мгновенья на часах.
Спесь, двуличия фанфары —
И придумали войну.
Хочешь рай – дуй на Канары,
Хочешь ад – сгоняй в Чечню.
Что-то с памятью и слухом —
Это вредной спешки трюк.
Хочешь рай – расслабься духом,
Хочешь ад – невроз твой друг.
Как грибов, домов игорных.
Рвётся смысловая нить.
Хочешь рай – обиды в урну,
Хочешь ад – возненавидь.
Жизнь – кипучая похлёбка,
Пузырём в котле большом.
В черепной твоей коробке
Ад и рай, как два в одном.
Всё в котле смешалось этом,
Полон страсти суп живой.
Хочешь рай – наполнись светом,
Хочешь ад – наполнись тьмой.
Легче быть безвольным трусом.
И не каждому дано
Между минусом и плюсом
Вставить вечный знак равно,
Помирить две половинки,
Их гармонией скрепить,
Вытащить из глаз соринки,
Юмором года продлить.

Великих бравых пекарей бригада
Решила хлебом накормить страну.
Сказал всем главный пекарь: «Быстро надо!
Не-то вас всех на тряпочки порву!»
«Но вкусный хлеб, он быстро не печётся.
Здесь нужны сроки, выдержка и такт.
Напрасно пот наш пекарский прольётся, —
Ответил хор, – ведь это не салат».

Но бригадир был, мягко выражаясь,
Упрям и твердолоб как овцебык.
Он возмутился, телом изгибаясь,
И красным стал от крика толстый лик:
«Закончим диспут! Быстро всем за дело!
Вот вам в коробке чудо-порошок,
Чтоб тесто быстро поднялось, не село.
Здесь ускоритель, значит будет толк!
Точней сказать, в коробке – улучшитель.
Гигантской булке он повысит сорт.
Его мне дал всех пекарей учитель,
Великий практик, мудрый полиглот».

И началась привычная работа,
И замесили тесто – будь здоров!
А в тесте пот усталого народа,
А в тесте муки лагерных трудов.
А в тесте сор: лопаты и портянки,
Скотины дохлой, списанной рога,
Окурки, страх, наручники лубянки
И Колымы безбрежные снега.
Но пекари старались и пыхтели.
Срок наступил, достали из печей
Свой быстрый хлеб и дружно обалдели:
Хлеб уголька местами был черней.
Был каравай утыкан молотками,
Был, словно, бомба для морских глубин,
Штыками был утыкан и серпами.
Как говорится – комом первый блин.
Хлеб был, как ёж, утыканный костями,
Скосило на бок, форму не держал.
«Теперь на стол! Нарежьте-ка ломтями!» —
Печально главный хлебопёк сказал.