Поэт обращается к британским «джентльменам-пацифистам» как бы от имени революционной России:
Бог с вами, мирные джентльмены! Нам только дорогу открой —
Пойдем копать народам могилы с Англию величиной!
История, слава, гордость и честь, волны семи морей —
Все, что сверкало триста лет, сгинет за триста дней!
Триста лет — это срок царствования в России династии Романовых (1613–1917). Триста дней — похоже на «просвет» между Февральской революцией 1917 г. и «якобинским переворотом в Петрограде» 25 октября того же года… Так есть ли гарантия, что с Британской империей не произойдет что-либо похожее на то, что случилось с Российской?
Итак, первое относительно объемное издание стихов Киплинга в СССР — это выпущенный ГИХЛ-ом в 1936 году сборник. Видимо, случайно он появился как раз в год его смерти. В этом небольшом сборнике есть статья Р. Миллер-Будницкой, занявшая чуть ли не полкниги, но представляющая собой всего лишь раздутую во много раз статейку Т. Левита из тогдашней «Литературной энциклопедии» (частично подготовленной под редакцией Л. Троцкого), статейку, пронизанную одним пафосом: «Надо знать своего врага».
Поначалу удивительным кажется, что собаки, которых вешали на Киплинга и благовоспитанные члены викторианского общества, и не столь благовоспитанные члены Союза Советских Писателей, оказывались чаще всего одной и той же породы!
Но если задуматься, то не так уж это странно.
Викторианство в Англии и стиль жизни и мышления в СССР сталинского периода с его пресловутым «соцреализмом» чрезвычайно схожи.
Викторианский «здравый смысл» всегда был на стороне консервативной неизменности и привычной застылости хорошо известных ценностей. Точно так же советская власть очень быстро пришла к охране тех самых усредненно-мещанских ценностей, которые ниспровергала революция. Советское правительство быстро стало крайне антиреволюционным. Бунтари привели к власти охранителей, после чего погибли в мясорубке мещанского по сути, по вкусам, по представлениям режима.
Кстати, рассматривая всю человеческую историю, как постоянную смену форм жизни, причем «революционным» путем, официальные советские историки молчали о том, что же будет после достижения «великой цели». «По умолчанию» предполагалось всякое прекращение любых изменений. То есть вечный и счастливый застой.
«Общественное мнение» викторианской Англии объявило бунтарское творчество молодого Киплинга «литературным хулиганством». Особенно возмущала многих та непочтительность, с которой поэт описывал сильных мира сего. Например, он осмелился сделать персонажем сатирических стихов саму королеву Викторию! Непочтителен Киплинг был и в отношении Господа Бога. Он с ним не только предельно фамильярен, но и фигурирует Бог у Киплинга почти всегда в иронических, а то и сатирических стихах и балладах в образе, мягко говоря, приниженном…
Советская мораль была очень близка к викторианской, так что советское недоверие и антипатия к Киплингу вполне естественны.
В связи с этим можно вспомнить мерзкие цензурно-идеологические кампании против В. Маяковского, вспыхивавшие как еще в царской России так и потом, куда шумнее, в ранней советской. Только, в отличие от Маяковского, Киплингу викторианское общество повредить ничем не могло…
Маяковский столь же верно служил своей общественной системе, как Киплинг своей. Только оба они по некоему довольно наивному идеализму далеко не все в соответствующих действительностях принимали. Но ведь оба хотели — каждый свою — систему улучшить до уровня идеальной! А такое «ремонтничество» искренних и честных сторонников любой системы ею всегда воспринимается в штыки, да и куда агрессивнее, чем открытая вражда политических противников!
Киплинга с Маяковским роднит не только бунтарство и желание эпатировать, прежде всего их роднит отношение к языку. Оба они широко открыли ворота разговорному языку улицы и многим другим языковым пластам, которым до них в литературу был «вход воспрещен»…
Пока выкипячивают, рифмами пиликая,
Из роз и соловьев какое-то варево,
Улица корчится безъязыкая —
Ей нечем кричать и разговаривать!»
Кстати, такие свободные отношения с родным языком нередко дразнят гусей куда сильней, чем разрушительные идеи.
Киплинг, несомненно, был империалистом. Только это слово в применении к Киплингу никогда не включало в себя презрения к местному населению.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу