Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

Но ближайшие события литературной жизни заставили Гомолицкого поднять разговор в Мече о специфических чертах советской поэзии и советской литературной реальности в ее противопоставленности эмигрантской культуре. Обратился он к этой тематике в переломный момент в советской жизни, обозначенный «дискуссией» о формализме, поднятой в Москве 10 марта 1936 по команде властей. Статья Гомолицкого «Поход на метафору» была откликом на появление официальных материалов в советской прессе о первом же дне дискуссии. Статья представляла собой попытку понять происходившие процессы в широком контексте послереволюционного периода 462 462 462 Л. Гомолицкий, «Поход на метафору», Меч, 1936, 29 марта, стр. 6. 28 марта он писал А.Л. Бему: «Слежу с интересом за советской кампанией против “формализма”». . Начатую кампанию он расценил как направленную против принципов футуризма, в которых он видел родство с сюрреализмом во Франции. В обоих случаях революционеры в искусстве тяготели к левому флангу в политике, но если французские коммунисты отвергли сюрреалистов, нажив себе в их лице заклятых врагов, то советские большевики в первые революционные годы отказаться от поддержки футуристов не могли. Только таким «романом» между большевиками и русскими футуристами можно, по мнению Гомолицкого, объяснить странное положение Бориса Пастернака. Пореволюционный футуризм в поэзии Гомолицкий при этом целиком сводил к «утонченнейшим приемам метафорического стиля», простым советским читателям, конечно, недоступного. Маяковский первым понял «необходимость снижения художественного уровня искусства» и «в угоду этому он сломал свой талант». Ныне советская печать начала беспощадное гонение на новаторство, требуя ломки стиля. Но для сложившихся художников, заявлял Гомолицкий, «отказ от выработанного стиля равен смерти», и это заставляло ожидать от происходивших в Москве событий судьбоносных для литературы перемен. Сославшись на выдержанные в угрожающем духе репортажи в газетах Правда и Известия о первом дне собраний в Москве, когда с установочным докладом выступил руководитель Союза писателей В.П. Ставский, Гомолицкий обратил внимание на то, что «проработке» подверглись в первую очередь поэты, выросшие на «сюрреалистическом, метафорическом стиле» – Дмитрий Петровский и Семен Кирсанов. Главной загадкой для него, однако, являлась судьба Пастернака в новой, угрожающей ситуации – о нем на тот момент советская пресса не проронила ни слова. Уже в очередном номере Меча появилась заметка Гомолицкого «Творческая судьба Пастернака» 463 463 463 См.: Г<���омолицкий>, «Борьба с формализмом», Меч, 1936, 5 апреля, стр. 4. , в которой сообщалось о двух выступлениях Пастернака на прениях в Москве (из которых второе Гомолицкий, следуя официальной советской версии, счел «покаянным») и об отпоре, данном поэту В. Кирпотиным. В этом контексте он упомянул пастернаковские стихи, напечатанные в недавнем, новогоднем номере Известий : «Больно читать эти вирши, подписанные именем поэта, единственного в СССР до последнего времени еще сохранившего свободный и чистый голос», процитировав фрагмент из первого из них, но, видимо, не обратив внимания на второе, главное («Мне по душе строптивый норов»), или не поняв его смысл. В любом случае остается неясным, понадобилась Гомолицкому ссылка на газетные стихи Пастернака для обличения его или, напротив, задачей его была попытка сдержать гонения на поэта.

О радикальном изменении статуса Пастернака в советской литературе Меч известил своих читателей фельетоном Е.С. Вебер о Пушкинском пленуме Союза советских писателей 1937 г. 464 464 464 В. Евгеньев, «Растление», Меч, 1937, 7 марта, стр. 3. Со специальной статьей выступил и Л. Гомолицкий, в которой он на примере Пастернака доказывал, что советская литература, подчиненная партийному контролю, «должна стать фабрикой заводных соловьев». Подлинное искусство в таких условиях невозможно. История Пастернака показывает, что «на большевицком бесплодном линолеуме никакому цветку истинного творчества не процвести. А если и процветет случайно (как было с Есениным, Пастернаком, Заболоцким первых его дерзаний), то его немедленно выполют руками советских Базаровых <...>» 465 465 465 Л. Гомолицкий, «Вакансия поэта», Меч, 1937, 7 ноября, стр. 6. .

Замечательно это включение имени Заболоцкого в ряд самых значительных, с точки зрения Гомолицкого, явлений поэзии советского времени. О Заболоцком он (под своим обычным псевдонимом) впервые высказался в печати в мае 1936 года в краткой заметке, сопровождавшейся помещением сокращенного текста стихотворения Заболоцкого «Север» из бухаринских Известий 466 466 466 Г.Н., «Большой поэт», Меч, 1936, 17 мая, стр. 5. . Обратившая внимание на возвращение Заболоцкого на страницы советской печати после опалы, заметка свидетельствовала о том, что и ранний период («Столбцы», «Торжество земледелия») творчества советского поэта, и нынешние стихотворения в новой, более традиционной манере являлись равно близкими Гомолицкому. В написанной спустя два года статье, где текущий момент был объявлен «новым расцветом русской поэзии», а главной его особенностью была признана «стилизация», соединяющая «футуризм с никитинщиной, изощренность с наивностью», Гомолицкий назвал Заболоцкого лучшим выражением новой поэтической эпохи 467 467 467 Л. Гомолицкий, «Средства современной поэзии», Меч, 1938, 21 августа, стр. 6. . В эмиграции такую высокую оценку Заболоцкому тогда никто не давал 468 468 468 Ср.: Игорь Лощилов. Феномен Николая Заболоцкого (Helsinki, 1992), стр. 17. .