Елена Крюкова - Зимний Собор

Все, кто вопит, кто брызгает слюною, – сгниют в земле, умрут…
Так, звери, что ж тропою ледяною везете вы на суд

Ту, что в огонь переплавляла речи! и мысли! и слова!
И ругань вашу! что была Предтечей, звездою Покрова!

Одна, в снегах Исуса защищая, по-старому крестясь,
Среди скелетов пела ты, живая, горячий Осмоглас.

Везут на смерть. И синий снег струится на рясу, на персты,
На пятки сбитенщиков, лбы стрельцов, на лица монашек, чьи черты

Мерцают ландышем, качаются ольхою и тают, как свеча, –
Гляди, толпа, мехами снег укроет иссохшие плеча!

Снег бьет из пушек! стелется дорогой с небес – отвес –
На руку, исхудавшую убого – с перстнями?!.. без?!.. –

Так льется синью, мглой, молочной сластью в солому на санях…
Худая пигалица, что же Божьей властью ты не в венце-огнях,

А на соломе, ржавой да вонючей, в чугунных кандалах, –
И наползает золотою тучей собора жгучий страх?!..

И ты одна, боярыня Федосья Морозова – в миру
В палачьих розвальнях – пребудешь вечно гостья у Бога на пиру!

Затем, что ты Завет Его читала всей кровью – до конца.
Что толкованьем-грязью не марала чистейшего Лица.

Затем, что, строго соблюдя обряды, молитвы и посты,
Просфоре черствой ты бывала рада, смеялась громко ты!

Затем, что мужа своего любила. И синий снег
Струился так над женскою могилой из-под мужицких век.

И в той толпе, где рыбника два пьяных ломают воблу – в пол-руки!.. –
Вы, розвальни, катитесь неустанно, жемчужный снег, теки,

Стекай на веки, волосы, на щеки всем самоцветом слез –
Ведь будет яма; небосвод высокий; под рясою – Христос.

И, высохшая, косточки да кожа, от голода светясь,
Своей фамилией, холодною до дрожи, уже в бреду гордясь,

Прося охранника лишь корочку, лишь кроху ей в яму скинуть, в прах,
Внезапно встанет ослепительным сполохом – в погибельных мирах.

И отшатнутся мужички в шубенках драных, ладонью заслоня
Глаза, сочащиеся кровью, будто раны, от вольного огня,

От вставшего из трещины кострища – ввысь! до Чагирь-Звезды!.. –
Из сердца бабы – эвон, Бог не взыщет,
Во рву лежащей, сгибнувшей без пищи, без хлеба и воды.

Горит, ревет, гудит седое пламя. Стоит, зажмурясь, тать.
Но огнь – он меж перстами, меж устами. Его не затоптать.

Из ямы вверх отвесно бьет!
А с неба, наперерез ему,
Светлей любви, теплей и слаще хлеба, снег – в яму и тюрьму,

На розвальни… – на рыбу в мешковине… – на попика в парче… –
Снег, как молитва об Отце и Сыне, как птица – на плече…
Как поцелуй… как нежный, неутешный степной волчицы вой… –
Струится снег, твой белый нимб безгрешный, расшитый саван твой,
Твоя развышитая сканью плащаница, где: лед ручья,
Распятье над бугром…

И – катят розвальни. И – лица, лица, лица
Засыпаны
Сребром.

ЧЕЛОВЕК С ТОПОРОМ

Во мраке — гарь
мышьей свечи.
Хвост фитиля
мертв, поджат.
У зеркала — мужик.
Его сердце стучит.
Перед ним на столе
вещи лежат.

Простые вещи:
спичечный коробок,
синий, как сапфир
Соломонова кольца.
Банка с солью:
соль любит Бог.
Да мыло — мыть
грязь лица.

Еще перед ним
лежит топор.
Топор,
серебряная зима.
Смерть своровать!.. –
поет дивный хор.
Жизнь своровать!.. –
не хватит ума.

Как во тьме
человек одинок.
Как во тьме –
молится топору.
И глядит на него с небес
одинокий Бог.
И шепчет человек:
нет, я не умру.

И шепчет человек
одинокий стих,
последний стих
одинокой земли:
“Блаженны нищие духом,
ибо их… ибо их…” –
Ибо их есть Царствие.
А мы – не смогли.

ВИДЕНИЕ РАЯ

Уйди. Не стой со склянкой надо мной.
Я вижу, вижу драгоценный Рай земной –
В берилле неба – яблоки церквей!..
Летит в сугробы манна голубей!..
Павлина гладит стриженый Малец,
У Матери персты – в огнях колец,
Полынным сеном пахнет жаркий хлев,
И лижет ноги ей смиренный лев!..
Все пять хлебов уж муравьи едят…
Прекраснейшие женщины летят.
В зенита бирюзу, и груди их
Пылают сластью яблок наливных,
И на серебряных тарелках площадей –
Хурма, гранаты, – денег не жалей,
А денег нет!.. Сожгли!.. И даль светла,
И светят обнаженные тела
Кострами, и бенгальскими свечьми,
Лампадами, – о, счастье быть людьми…
Уйди!.. Я Рай впиваю наяву:
Озер сапфиры, детски нежную траву
И охристую ржавчину лесов
Осенних, и рубины туесов, –
Там дикая малина холодна,
Там ягодное счастие вина…
А солнца тел над лесом на закат
Превыше журавлей, крича, летят,
И затаил Малец дыханье: ох,
Гляди, павлин, – то золотой сполох!..