Елена Крюкова - Зимний Собор

Ты любовник был чей-то, царский сын Гаутама…
Я погибла, мальчишка, я скажу тебе прямо.
Я в болоте судьбинном знала кочки и броды,
Да мужик придорожный глянул в душу с испода.
А мужик-то – эх, Будда!.. – жердь, юродивый олух,
Площадной он художник – не учился он в школах:
Расписует он ложки, шьет для лам гладко-бритых
Ярко-алые куртки! мастерит из нефрита
Толстобрюхие нэцкэ, чечевичные четки –
Да на рынке в морозы с ними пляшет чечетку:
Раскупайте, сибирцы, Гоби высохший пряник,
Продаю за снежинку… за табак да за стланик…
За ледовую пулю колчаковских винтовок…
За бруснику-кислушку автобазных столовок…
За зеркальный осколок декабристских трельяжей,
За шматок облепихи!.. За верблюжию пряжу
Забайкальских метелй, – ах, мой Будда, а я-то –
С ним – навытяжку – рядом, наподобье солдата!
Он базарный художник!.. торговал он и мною,
Моей шкурой лошажьей, омулевой спиною;
Мне пощечину утром как влепил – я запела,
Нож надел мне на шею – я и снять не успела…

Будда!.. Ты, Шакьямуни!.. Помоги!.. Распласталась
Лягушонком в дацане, видишь, бью я на жалость:
Вся любовь человечья – это створки перловиц,
Больно рвем их, осклабясь, ловим жемчуг былого,
А о будущем – жмурясь!.. позаткнув крепко уши!.. –
Не видать и не чуять, на вдыхать и не слушать,
Только знать, что Любовник был с Любовницей вместе
Ночь одну, две ли ночи, – дольше – много ли чести!..
Будда!.. гладкий пупок твой, пятки – ртом я горячим
Простегаю!.. над нежной маской смерти – заплачу:
Зри своим Третьим Глазом – я не Белая Тара!
Колдуну-малеванцу я, мой Боже, не пара…
Я сезонка, поденка. Бельевая корзина.
Я железнодорожка. Мое имя Марина.
Я с путейцами – водку. Я с обходчиком – чаю.
Твое, Будда, рожденье в феврале отмечаю!..
Будь здоров!..
……………….умоляю… пособи мне, щербатый…
Ты же можешь, Майтрейя… мы – твои все козлята…
сделай так… чтобы я с ним на постели сплеталась…
чтоб без запаха красок во припадке металась…
чтоб он в кружке монгольской мне заваривал мяту…
чтобы жил без меня он – как на камне распятый,
а Звезда ледяная ему печень клевала…
чтоб ему было мало… – все меня!.. – было мало…
всю-то жизньку-жизнешку, всю судьбу-то-судьбишку –
до того, как гвоздями заколотят мне крышку, –
слышишь, ты, доходяга, медный, прозеленелый?!,. –

Я люблю его душу.
Я люблю его тело.
Ты прости, Гаутама,
мальчик, если позволишь –
Я тебя поцелую!..

…Я целую – его лишь.
Цзанг-и-донг – на морозе.
Четки-слезы струятся.
Куржаком не обвиться.
Никогда не родиться.
Никогда не расстаться.

ГРАД КРАСНОЗВЕЗДНЫЙ

Пятиконечная, прорезанная в снегу – кровавыми ступнями,
Пятисердечная, истерзанная когтисто-острыми огнями,
Остекленело вязь считающая венца кровей – под микроскопом! –
И чистокровной – стопку ставящая, а инородцев – в топку, скопом, –
Остервенелою духовностию хлестающая скотьи спины,
Над башней танка — златокованною главой – глядящая чужбины,
Ну что, Столица, ночь сжирающая горящей смертью небоскреба, –
Война! Молися, умирающая, у красномраморного гроба.

…Я пришла к тебе, я пришла к тебе, скарб крылатый приволокла на горбе.
Щенком доползла: зубами – за кумач. А старухи в церкви мне бормочут: не плачь.
То ли еще грянет. Земля загудит. Саранча из расщелины земной полетит.
Металлические стрекозы. Стальные пауки. Ржавые гусеницы – толще руки.
Накипь белых глаз хлынет через край. На снегу пластаясь, крикну: не стреляй!
Ведь она живая, нечисть-война. Она в красный Мир, как сука, влюблена.
А, да ты Москва! – на исходе дня – куском снега в горло – спаси меня;
А, да Краснокаменная – на исходе зла – прими работяжку без рода-без угла:
А и все богатство – мертвый сын в земле, примета особая – шрамы на челе,
Ладони – в мозолях; сожму – что деньга, твердые!..
…Война. Брусничные снега.

…Да мы революцьями сыты – вот так. Заелись. Отрыжка – дымами
Вонючих атак. Красный выкинут флаг. И белый – сквозит между нами

Рыдающим Ангелом. Прет броневик в морозную тьму – кашалотом.
Живая, Война!.. Зверий сдавленный крик. И люди слепого полета.

Сгущенки, тушенки, – забиты склады! Кто оптом купил – содрогнется.
Ах, пороты у Революций зады, и розга соленая гнется…

Что, пули, что, дуры?! Над ухом свистит. Дверь выбита молотом тела.
Я прячусь в подъезде. Я вижу: горит все то, что плясало и пело.