Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Там в голубой воздушной глубине –
За кущей лавров – будто на картине –
Гигантский купол мировой святыни,
Буонарроти купол – весь в огне,

Весь в ореоле радужном заката.
И облачных архангелов венок,
Как у Мелоццо с лютнями из злата,

Над ним витает ярок и высок.
И нет к земному бедствию возврата,
И вдохновенный ты опять пророк!

Я вижу тысячи во мраке мочек,
Проникнувших отважно в грудь мою,
Чтоб веточки могли из спящих почек
Подняться в неба синюю слюду.

В гробу одной лишь извести комочек
Останется, – когда я допою
Святой пеан, – да пестрый мотылечек,
Которого, как символ я люблю.

Но кипарис недолго будет темный
Чернеть над мшистой кладбища стеной:
Опять понадобится крест огромный,

Чтоб распят был еще один святой,
И срубят дерево – сарматов сонмы,
Поправ могилы грязною пятой.

Дыши безбрежностью необозримой,
Горя, как грива фебовых коней.
Ты атом вечности неизмеримой,
Ты лучик света на закате дней.

Строй радуги, как Божьи серафимы,
Меж полуночных грозовых теней,
Афины строй небесные и Римы
Из драгоценных блещущих камней.

Чем неестественнее мир, тем лучше,
Чем сказочнее, тем всегда верней.
Бери пример у полуденной тучи,

Над выжженной пустыней мавзолей
Построившей из мощных форм певучих:
Чем сказочнее, тем всегда верней!

Как хорошо под покрывалом ночи,
Когда во тьме исчезнут все детали,
Когда живешь средь звездных средоточий,
И не видны ни паруса, ни тали.

Как расширяются во мраке очи
И в звездной бездне чувствуются дали,
А голова твоя – бокал цветочный,
И все твои утолены печали.

Спят в кубрике усталые матросы,
Не спит лишь кормчий у магнитной стрелки,
Да я, сквозь сон решающий вопросы,

Неразрешимые ума подделкой...
Над кораблем летают альбатросы,
Играющие на волнах в горелки.

Небо сизым саваном покрыто.
Разлился, как молоко, туман.
Сад вдали – весь голый, как побритый.
Спит в брокате золотом платан.

Ослики с печалью на корыто
Смотрят, где гнилой лежит кочан.
Пыль людская по берлогам скрыта,
Жизненный окончился обман.

Хорошо так, будто бы в Помпее
В серый, зимний, акварельный день,
Хорошо так, без ярма на шее,

Без идей, как будто бы всё – тень,
Тень в сырой скользящая аллее...
Скоро снова зацветет сирень.

Под Новый Год. Блестящий вешний день.
Флоренция как свечка золотая.
Всё синюю отбрасывает тень:
Дома, деревья, арка мостовая.

Священная охватывает сень
Вдруг душу, радость жизни обновляя,
И чудится, что зацвела сирень,
Или в траве гвоздика полевая.

Так выползем же из келейки тесной,
Уставленной реликвиями книг,
Начнем читать из Библии небесной,

Освободясь от мысленных вериг:
В ней солнечной кириллицей прелестной
Запишется наш мимолетный миг.

Как розовый венец вдали – Чимоне.
Белеет всюду снежный горностай.
Клубятся облака на небосклоне, –
Остаток жалкий лебединых стай.

Вблизи платаны, спящие в истоме, –
Не шелестят кораллы бледных вай.
Стволов колонны краше Парфенона,
Писал их кистью мудрой Гокузай.

Так ясно всё, как золотой листок,
Ко мне упавший только что на плечи,
Так ясно всё, как будто бы уж в сок

Пчела мои преобразила речи
И превратился я в сияния поток,
И потерял свой облик человечий.

Давно волчком кружусь я по паркету
И литании вздорные жужжу,
Как подобает нищему поэту,
Но сказок никому не расскажу.

Вокруг шкафы, комоды, места нету
Для заводного пестрого «joujou», –
Я уж устал кружиться зря по свету,
И ни на что любовно не гляжу.

Но всё же силы нет остановиться,
И одержим я кантиленой весь,
Как над волнами реющая птица:

Я странная из настроений смесь,
Ненужная я в мирозданьи спица,
И от падений потерял всю спесь.