Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

...И снилось пленнику родное море,
Бушующий лазоревый прибой,
Где он, с волнами пенистыми споря,
Носился с тучами наперебой.
И снилася скала ему в фиорде,
Угрюмая гранитная скала,
Застывшая в трагическом аккорде,
И блеск вокруг алмазный, блеск и мгла.
И снился запах моря терпкий, свежий,
И волн неумолкающий хорал,
И синие к жемчужным звездам межи,
Что он крылом могучим пролагал.
И многое он вспоминал, бедняжка,
Забившись в дальний, затхлый уголок,
И было так ему от мыслей тяжко,
Что перышек он вырвал целый клок
Себе со злости на груди пушистой –
У запертых неумолимо врат.
И в щель он клюв просовывал, – душистый
Вдыхая трав подводных аромат...
И каждый раз, когда у этой двери
Я ставил весла, мне казалось вдруг,
Что сам я в глубине сижу пещеры,
Цепей холодных потрясая круг.

Слова, слова, где ваше жало,
Где ваш необычайный блеск?
Тоска в когтях вас, видно, сжала:
Шипенье жалкое и треск
Слышны от вашего горенья,
И едкий стелющийся дым.
Ни новых образов паренья,
Ни нового порыва к ним!
Слова, слова, вы – сладкий опий
Моей стареющей души,
Вы строй непроходимый копий
Вкруг одиночества глуши,
Объявшей вновь мою обитель,
Куда один лишь небожитель
Подчас решается сойти,
Смутясь на голубом пути.

Опять галдят ученые сороки
О промежуточном – с хвостом – звене,
И прыткие материи пророки
Твердят о новой с божеством войне.

До тошноты мне распря надоела
О родословном дереве – давно.
Моя прабабка, видно, не висела –
С хвостатою роднею заодно –

Под исполинским где­то баобабом.
Да и не всё ль равно, что было там?
Теперь – в бесхвостом этом теле слабом –
Есть место и божественным мечтам,

Есть место и бессмертному исканью
И никогда не гаснущим словам,
Есть утоленье всякому алканью
И в синеву дерзающим крылам!

Сияло небо, бушевало море,
Когда иллюзий стройную армаду
Осматривал я в голубом просторе.
Их было много. К сказочному саду
Я правил, к возвращенному им раю,
И весело бежали вслед за мной
Они, воздушным парусом блистая,
Чрез океан поэзии святой.
Но много недругов пришло свирепых
У поворотных посражаться вех:
Упали мачты, расшатались скрепы, –
За тридцать лет похоронил я всех.
Линейный там погиб фрегат «Свобода»,
Погибла шкуна гордая «Познанье»,
Погиб корвет лихой «Борец Народа»,
Погибла яхта белая «Исканье».
Остался лишь один корабль воздушный –
Не изменившей Слову Красоты,
Во мраке полном он бежит послушно
Туда, где вечности нетленные цветы.

Плачет небо в черном флере,
Заливается весь день.
Зги не видно в сером море.
Парус только, словно тень

Одинокая, витает
Меж потухших вкруг свечей,
Но и тот вдруг исчезает...
Да и что в нем? От сетей,

Просмоленных вновь канатов,
От дождя ­ он во сто крат
Тяжелей моих закатов, –
Бедный, одинокий брат!

Да и нет уже пророков,
Нет святых меж рыбарей:
Только ветер от истоков
Дует меж холодных рей

Так же, как во дни Мессии.
И в душе моей тоска
Та же, что была в России, –
Безнадежная тоска...

Снова море заблистало,
Как алмазная корона,
Снова тучек из опала
Собралась в лазури грона.
Снова между веток черных,
Опьяненных солнцем пиний,
Сотни крылышек проворных
Улетают в полог синий.
Снова конус позлащенный,
Фиолетовый, вулкана
Облак розовый, точеный,
Выдувает в шелк тумана.
Две напудренные златом
Приседают солнцу шкуны,
И душа моя, закатом
Очарованная, струны
Вновь настраивает слепо
Для усталых этих песен
У раскрытой двери склепа, –
Без которых мир мне тесен.
Лейтесь, песни, в славу жизни,
Лейтесь в золото заката,
В кипариса профиль ближний,
В нить смолистого каната.
Парус расписной паранцы
В дымке голубой надуйте:
Перед смертью тешат танцы,
Перед смертью торжествуйте!

Скрипящие мы любим в море реи
И острый свист взволнованных снастей,
Картинные мы любим галереи,
Скульптур античных царственный музей.

И там и здесь, воскреснувшие боги –
С душой окаменевшей говорят,
И там и здесь – забытые дороги
Немеркнущим сиянием горят.