Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

Но ты златорунного Феба
Признала в верижнике жалком.
По розовым лестницам неба
Срывать голубые фиалки

Ведешь ты меня, и в гирлянды
Свиваем мы небо без прялки
И скачем, как встарь корибанты,
В лазурных фиалок скакалки.

Люби, твори и будь спокоен,
И не катайся на изнанке,
Не наноси себе, мой воин,
В сердечный пряничек твой ранки!

И чтобы вес твой был удвоен,
Стань хоть пасхальным поросенком!
И обжирайся! Чтоб утроен
Был пай, указанный Розенком!

Будь хоть привратницы достоин
Сферичной, царственной осанкой,
Будь отрубями хоть напоен,
Но стань племянником германки!

Твоя же золотая рыбка
К тебе вернется без приманки,
Без ритма шаловливой зыбки,
Без слова сахарной баранки!

Теперь ей круглая улыбка
Лица и пухленькие ручки
Важней всего: устала рыбка
Лечить братишкины колючки!

Сплетем из наших душ венки
У тихо дремлющей реки
Забвенья, а тела, спалив,
Насыпем в глиняный ликиф,

Где птица вечности – павлин,
И Агнец Божий, и дельфин,
И между лозами Амур
Хитро сокрыты под глазурь;

И драгоценный черепок
Поставим смело на челнок;
Раздастся колокольный звон,
И тихо тронется Харон.

Как дикий Иоанн Предтеча,
Пророк – пустынник и теперь,
Но не приходит издалече
Грехами отягченный зверь,

И в синеструйном Иордане
Не омывает плоти явь,
И Агнец только в Иоанне
Узрит поруганный устав.

Нет истины нерукотворной
И ложен творчества Завет,
Но, слову вечности покорный,
Священнодействует поэт.

И потому алтарь Господень,
Где раздается плотский вой
Циничного познанья своден,
Он очищает бечевой!

Сегодня опять благосклонно
Роняют вокруг чудеса
Мечты голубые затоны,
Зовущие вдаль небеса.

Сегодня опять в небосклоны
Воздушный кузов корабля
Уносит на юте «Беллоны»
На пир голубой короля.

Овечек едва лишь рожденных,
Кудрявых, атласных руна,
Из бледных кораллов кессоны,
Фестоны червонного льна,

Громадные, страстные груди
Красавиц в лазурной фате,
Жерла озлобленных орудий,
Мессии на алом кресте,

Колонн голубых канелюры,
Луга золотых орхидей,
Твердынь грозовых амбразуры
И радуги пестрых цепей, –

Державному нищему нужны
В очей ненасытливый трюм:
Без них он, калека недужный,
Как сокол в неволе, угрюм!

Вот, вот он, синий, синий, синий,
Слегка колышимый ковер,
Разостлан до незримых линий,
Что отуманивают взор!

Лишь слева пояс пурпуровый,
Из глины низкая коса,
Врывается стрелой суровой
В лазоревые чудеса,

Да в синей чаше серебристой
Струей влюбленная камса
Кипит и блещет, как монисто,
Как лунной пряжи полоса,

И серебристая чуларка
Фонтаном плещется вокруг,
Но ни одна рыбачья барка
Не простирает смертный круг.

Зато, о Боже, снег крылатый,
Вихрясь на миллионах крыл,
Оставил синие палаты
И всё подоблачье покрыл;

Зато, о Боже, покрывало
Легло на свежую лазурь
И мерно в волнах колыхалось,
Как незастывшая глазурь;

Зато, о Боже, диадемы
Ты обронил из чайных роз,
Цветочной пылию Эдема
Покрылся голубой наркоз!

Нет, не покрывало Божье
И не блестки диадем,
Не снежинки синю ложу
Попадаются в ярем:

То крылатой, хищной братьи
Распростерлись тенета,
То последнее объятье
Пред потерей живота.

Острокрылые могилки,
Двухклинковый ятаган,
Альционы, звонокрылки,
Черноперистый баклан

Завихрились, запрудили
Бирюзовы небеса
Бриллиантовою пылью,
Как метелиц волоса.

Сколько их! Считай-ка звезды,
И червонный колосок,
И усопших на погосте,
И зыбящийся песок!

Ах, с алчбою человечьей
Альционы в серебро
Погружаются по плечи,
И священное нутро,