Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Из вечностей морозный мрак сплетен,
И рядом с солнцем он в эфире мчится.
И ночь и день – крыло единой птицы,
Но лишь не с одинаковых сторон.

И, может быть, ничтожный электрон
Встряхнул от основания до шпица
Вселенную, и звезд блестят копытца,
Звезд, покидающих ночной загон.

Не оттого ли птица дня и ночи
Тоскует и, минуя океан,
То бурю, то покой земле пророчит,

И розового утра дуновенье
Рассеивает по водам туман
Седою паутиною осенней.

Седою паутиною осенней
Торжественно проносится тоска,
И гибель неизбежная близка,
И бледный луч заглядывает в сени.

Мне говорит о тяжком приближеньи
Дыхание последнего цветка,
И молнию хоронят облака,
И желтый шлейф листвы покрыл ступени.

Острее смерти нет, ее двойник
Луною истощенною возник
Над сумрачно заплывшими полями,

И выползая из лазурных лон,
Во мгле дробя размеренное пламя,
Змея миров повисла в небосклон.

Змея миров повисла в небосклон.
И шевелится чешуя седая,
Сиянием холодным оседая
На мраморе умолкнувших имен.

Мне холодно, я в сумерки влюблен
И больше солнца будущего рая
Ценю луну, она молчит, сгорая,
И облачков расчесывает лен.

Зато умолкну, горестно не дрогнув,
Как медный камень кану я на дно.
Мне будет сон: золой моих восторгов

Всё небо дикое заметено,
И сумрак мой растет, а не забвенье,
И славы ночи нет благословенней.

И славы ночи нет благословенней,
И славы дня благословенней нет.
По аметистовым путям планет
И лун и солнц распластанные тени.

По золоту пустынь, как по арене,
С трезубцем строк идет большой поэт,
Как пленник обреченный он одет,
Чтобы толпу дразнило оперенье.

И тени лун и солнц пред ним растут,
Столетия выходят из минут,
И гордою белеет он вершиной

Над серым сбродом дней в тиши мышиной,
Он знаком одиночества клеймен
В гремучем хоре мыслей и времен.

В гремучем хоре мыслей и времен
Танцует молния, танцует скоро,
Как палочка живая дирижера,
Которой занавес перекрещен.

Нам скучно ждать, пока взовьется он,
Взлетит, как размалеванная стора
Широкого окна, и свет простора
Ворвется в зал на радость юных жен.

Мы ждем как женщины нетерпеливо,
И блещут мысли, хлещут времена
В ужасный час вселенского прилива.

Но в черную грозу не о спасеньи
Мечтаю я, душа моя пьяна
В глуши ее величественной сени.

В глуши ее величественной сени,
В тиши ее таинственных тревог
Я пил ее, пока не изнемог,
Возлюбленную ночь уединений.

Она купалась в острой звездной пене,
И, светлая от головы до ног,
Она клялась, что золотой венок
На бледное чело мое оденет.

И я поверил ей и клятву дал
Глядеть на мир сквозь голубой кристалл
И обещал любить ее до гроба,

И в нем тогда навек сольемся оба,
Чтоб плыть туда, где средь ночных колонн
Сосет медвежью лапу мудрый сон.

Сосет медвежью лапу мудрый сон,
Как зимний лес душа непроходима,
И день звенящий проезжает мимо,
И розовых небес тяжел виссон.

О, сумрак мудрости, веков спокон
Соблазном золотым непобедимый,
Храним недаром в сумрачной груди мы
Твой бурый нераспутанный кокон.

Личинка в нем стучит, не уставая,
И чаще и размеренней * * В сборнике явная опечатка: «размеренной». звезды,
И буйственней, чем радость мировая.

Медвежий сон я стуком расколдую
За то, что оставляет здесь следы
Лишь тот, кто строит храм и мастерскую.

Лишь тот, кто строит храм и мастерскую,
Смеется над житейскою бедой,
И ледяным вином души седой
Хрустальные глаза его ликуют.

И взор пронзает чащу городскую,
Где, ссорясь и крича наперебой,
Человекообразные толпой
Увесили асфальт и торжествуют.

И в голубой волнующий простор
Пытливый проникает этот взор,
И мудрость примирения и меры