Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Отяжелевшие рыдают провода
От электричества, колючего как стужа,
Ворочающего крутые города.

Яйцо Колумбово, что к небу поднялось
На перьях разума, разросшихся как ужас.
Вот щурит Азия живые щели вкось.

Вот щурит Азия живые щели вкось,
Ветрами бритая до знойной кожи Гоби,
В веках обросшая драконами надгробий,
С чудовищной длиной и змей, и рек, и кос.

На океан пошла, сжимая гор надлобье,
С косой малайскою на голубой покос,
Сестренку младшую таща наперекос,
Как горб, и так в веках они застыли обе.

Валится сеном волн душистый океан,
У самых ног шурша широколицых стран,
И скатывает шторм невиданные стоги.

А там Атлантику жует винтом колес
Задравший хвост гигант, и роет сумрак строгий
Европы дерево иль это древний лось.

Европы дерево иль это древний лось,
Растягивая тень, над миром льдистым вырос,
Ветвясь соборами, колоколами ширясь,
Раскачивая то, что с Нила началось.

Там мертвые века, сухие как папирус,
Мемнону верили, что ветер безголос,
Что с солнцем утренним беседует колосс
О ночи золотой, песку дарящей сырость.

Шекспиру верная Европа такова,
Ее мычащая коровья голова
Зовет Юпитера на новое соитье.

А он в сражении с другим уже быком,
Он выю опустил пред пышущим врагом,
Рогами грузными готовится к защите.

Рогами грузными готовится к защите,
Сияют яростью потливые бока.
Как гром, напружился широкий зверь быка
Пред красной тряпкою, он слышит, как пищите

От удовольствия и ждете ручейка
Густого, как сургуч, и дыма на копыте
Ослабшем, как цветок, на славу Карменсите
Едва поднявшийся с кровавого песка.

Шуми, как ярмарка, в ладоши крепко хлопай,
Тупоголовые послушные холопы.
Рыдайте, женщины, в безмолвьи голубом.

Оплакивайте мир, он умер ночью этой,
Европа на позор глядит звездой раздетой,
А череп Африки – Египта узким лбом.

А череп Африки, Египта узким лбом
Уткнувшийся в песок пустынного Синая,
А Нила трещина, извилина тройная,
Или тройная плеть над сгорбленным рабом.

А темя плоское Туниса, где земная
Граница, как седло под морем-седоком, –
Ужели мало вам свидетелей кругом,
Что смерть насильственна, что умер мир, стеная.

Ломали девушки пустую высоту
Песчано-звездную и призывали ту,
Что с выменем двойным и с головой коровьей.

Изиды рог блестел на небе роковом.
Он тот же золотой в закатной дымной крови,
Глядящий на восток и в гуле гробовом.

Глядящий на восток и в гуле гробовом,
И в буре бытия, чьи розовые губы
Одеты мышцами как музыкою грубой, –
Истаивает он в просторе круговом.

Вверху пустыня звезд, внизу пустырь сугубый.
Песчаной древностью, косматым Лиром-львом
Он топчет золото в краю вечеровом,
Змеей горят его египетские губы.

Кто он, таинственный, напруженный, простой,
Вооруженный злой, жестокой красотой,
Обросший холодом мерцающих иголок?

Веселый зверь земли, закованный в морях,
Когтями птичьими взметнувший звездный прах,
Зулусской челюстью хлебнувший зной да щелок.

Зулусской челюстью хлебнувший зной да щелок,
Лобзает Азию губою Сомали
Замкнутый материк разбросанной земли,
На оба полюса накинув черный полог.

В гвинейской гавани чужие корабли,
Чьи трюмы глубоки, чей путь тяжел и долог,
И темный путь веков провидит там геолог
По знакам костяным, что в глубях залегли.

В колодцах каменных безжизненной Сахары
Находят пестрых рыб, следы стихии старой,
Что солнце выпило, купая свой черпак.

А с запада вдали, где океана груда,
Над Атлантидою плывут, как два верблюда,
Америки горбы, в которых злата мрак.

Америки горбы, в которых злата мрак
Хохочет слитками, похожими на гробы,
Где спят покойники, шахтеры, землеробы,
Рабы, чей пот блестит и в смерти не иссяк.

То мясо женское спрессовано Европы,
Дающее сухой зазывно-звонкий звяк,
Не тронул тлен его, не выточил червяк
В металле розовом извилистые тропы.