Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Еще весна не пропиталась
Горючей пылью городской.
Еще поэт свою усталость
Не простонал своей строкой.

А говорливый звонкий ветер
Уже по-новому звенит
И говорит, что есть на свете
Лазурно-золотой зенит.

У пирамид, у их подножий
Песчаный стелется ковер.
И сфинкс века и тайны множит,
И луч подземный ход провел.

Невесть чего ученый ищет
На берегу пустыни той.
Плитой тяжелой над кладбищем
Зенит лазурно-золотой.

И мне б хотелось, чтоб до бронзы
Мою он кожу искусал,
Самум чтоб молниею борзой
Обнюхал туч уж близкий сад.

Чтобы в бушующем саду там
Бродила ты со мной одна,
Чтоб я собой тебя закутал
И выпил всю тебя до дна.

Сверкает тихий и великий,
В луну влюбленный океан.
Поют его ночные блики
Легенды схороненных стран…

Они на дне, давно не слышат,
Испепеленные огнем.
И ветр подводный гнет их крышу
И волны голубые гнет.

И вспыхивает вновь зажженный
Тайфун и в руку – глубь, как флаг,
И волн он вспахивает склоны,
И пену скалит на валах.

Уж туч колчаны гром наполнил,
Уж колет небо пополам
И золотым прикладом молний –
По взбунтовавшимся валам…

Но в песне жив тайфун, и вечен
В затишьи вод его баян.
Не зря ночные блики мечет
В луну влюбленный океан.

И те скалы, где ночевала,
Где свет ее был так блудлив,
Он зацелует до отвала,
И дар со дна примчит прилив.

Горька на вкус людская туша,
Она последний плод земли.
Ее холодной надо кушать
И хорошенько посолить.

Бессмертен в мире мудрый Ирод.
Детей в утробах бьют и вне.
Лопатой солнца вечер вырыт,
И черви-звезды в глубине.

И блещет глиняная насыпь,
Зарей желтеет и зовет.
И говорят, что мир прекрасен,
Что лишь не понят жизни гнет.

И не одним лишь пальцем тычут,
Любовь прозрачная, в тебя.
Слюною плоти льют в добычу,
Бородки мяса теребя.

И вечных льдин очарованья
В морях страстей – одни и те ж.
И где-то там, в глухой нирване
Встает неслыханный мятеж.

Не гаснет в пустынном народе
Золотая души купина.
А с площади ночи не сходит
Проститутка столетий – луна.

Под сводом ни марша, ни лая.
Акробаты-миры так тихи.
Протянута сетка гнилая
Из божественно-млечной трухи.

А где-то вершинами скалит,
Мышцы гор наливает земля,
Чтоб с плеч заревых вакханалий
Гирю солнца свалить на поля.

Чтоб златом до крови зеленой
Размозжить их, до первой травы,
Чтоб просто, как вербы, как клены,
Засмеялись от солнца и вы.

О, смерть, о, вечный Рим вселенной,
Пути планет к тебе ведут.
Ты любишь воск, и воск отменный
Кует из тела знойный труд.

И песнь поет он, труд безумный.
Зовется жизнью песня та.
И за околицу, за гумна, –
У песни слава золота.

И в час зеленого рассвета
С петлей луны на эшафот,
Оставив мед в минувшем где-то,
К тебе, о, смерть, мой воск взойдет.

Под фонтаном журчащего солнца,
Что струями полудня сквозит,
На ковре замурудном пасется
Молчаливое стадо изид.

Их нагие тела загорели,
Загорел и под елью пастух.
Был и больше, и жарче свирели
Озириса цветок, что потух.

Но никто не узнает об этом,
Ни пастух, ни коровы его.
Лишь с быком, одиноким поэтом,
Тайну делит свою естество.

Пугает Пан голубоглазый,
Вечерние болотца, вас.
И небо в панике – не вазы,
А звездные осколки ваз.

И уголь месяца рогатый
Из пепла сумрака торчит.
Золотокожие закаты
Как хворост жгли свои мечи.

И страстной стали наготу жгли.
Вином просвечивал закал.
И в млечные ночные джунгли
Как тигр мой вечер ускакал.

И там в росе неопалимой
Блистающего тростника
Блуждает песней пилигрима
Моя безбожная рука.

Веселый соловей не молкнет.
Веселый гром в лесу ночном.
И в лунно-золотой ермолке
Мой старый сумрак за окном.