Весна 1935
Падает хлопьями снег и тает на черном асфальте.
Ветер осенний летит бодро навстречу зиме.
Друг мой душевный! Я скоро приеду в твою Салтыковку.
Наши восторги тогда будем мы вместе делить.
26 октября 1935
Москва. И мне теперь не рано,
Минуя своды ресторана,
Сойти в Аид и сесть в метро,
Чтобы домчаться вмиг до ФИВ’а
И крепким чаем, вместо пива,
Согреть застывшее нутро.
Похоже ли на то, что я в Музее,
Что предо мной старинный манускрипт?
Моя не кончилась, как видно, Одиссея:
Я слышу шум морей и корабельный скрип.
Шумит, я знаю, только вентилятор,
И от него ли скрип, или перо скрипит, –
Не все ль равно, о дивный Пантократор, –
Мечты творю я сам: недаром я Пиит.
Хожу я с другом закадычным
Вокруг московского Кремля…
Каким блужданьем необычным
Мне кажется вся жизнь моя!
Давно ль я мнил: покой немыслим,
Мне пристани не увидать.
Теперь смотрю: сном летописным
Спит вековечных башен рать…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Посмотрите, посмотрите ж
Вдоль Невы на Петроград, –
Говорите: это Китеж,
Обретенный Китеж-град.
Говорите, китежане:
Ты – наш княжич, город – твой.
Посмотрите: княжич ранен
Половецкою стрелой.
Долго-долго я скитался,
Из полона убежав.
Ночью – Волгой, днем – скрывался
В чаще керженских дубрав.
Не догнали половчане;
Только меткою и злой
В грудь навылет был я ранен
Половецкою стрелой.
Но не знают в вражьем стане,
Что остался княжич жить;
Никогда не перестанет
Княжич Китежу служить…
Посмотрите, посмотрите ж
Вдоль Невы на Петроград, –
Говорите: это Китеж,
Обретенный Китеж-град.
От имени В.К. Кюхельбекера Ю.Н. Тынянову на случай его возвращения из Парижа
Простите же, Лютеция, Секвана!
Давно мне грезится домашний мой уют.
Петрополь и Нева меня к себе зовут,
И дали вдохновенного романа
К Пенатам Пушкинским влекут.
Апрель 1936 Греческий проспект
Я вышел из дому пораньше,
Взглянул, – протер глаза свои:
Султан прощается с султаншей
В вершине Сююрюкаи.
Туманом облаков летучих,
Как белоснежною чалмой,
Одеты Карадага кручи
И дремлют в тишине немой.
И бухту в изумрудном лоне
Ласкает песнью волн прибой,
И тени на Хамелеоне
Сменились дымкой голубой.
И веет утренняя влага
На безмятежный Коктебель, –
Он лег в долину Карадага,
Как в голубую колыбель.
И киммерийский профиль строгий,
Навек прикованный к скалам,
Хранит кокайские чертоги,
Доступные одним орлам.
Вечная память и вечный покой…
Плачет вдова над могилой родной…
Черное море шумит под горой…
Солнце последним лучом золотит
Скрывший навеки Поэта гранит.
Он Киммерию свою сторожит…
Жизни конец – и начало стихий, –
Их не вместить ни в какие стихи, –
Люди пред ними немы и глухи.
Mon oncle! Не большое горе,
Что долго не писали Вы,
А горе, что, простившись с морем,
Я еду к берегам Невы,
Что от мечтательной Тавриды,
От киммерийских гор и скал,
Где волн прибой меня ласкал,
Где слышал песнь я Нереиды, –
Я возвращусь на Север мой
(А просто говоря, – домой).
Может ли так быть, или Праздное воображенье
По метрошке
К Ферапошке
Я приехал невзначай.
Пью внакладку
Очень сладкий,
Очень крепкий вкусный чай.
За беседой
До обеда
Быстро время пролетит.
По бульварам
Мы недаром
Нагуляли аппетит.
За бутылкой
Очень пылкий
Разгорится разговор:
Анекдоты,
И остроты,
И невинный легкий вздор.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу