Александр Дольский - Анна. Роман в стихах

тебя отпустит мёртвый пьяный сон.

И змеи в голове, и сердце бьёт полундру,

и сумерки души мигают в унисон.

И ты обшаришь все возможные углы,

где могут прятаться давнишние заначки.

Квартиры наши для таких программ малы.

И ты сдаёшься, в краске и муке запачкан,

но в потайных карманчиках и сумочках рубли

лежат, спрессованные в запахе табачном.

Скорей на улицу и в магазин! Вели,

чтоб продавец был аккуратен в сдаче.

И сразу деньги все не трать, понеже

их спрятать легче, чем бутылку от бомжей.

Ведь ты на улице, ты не один уже.

Ты делишься своим. И разливаешь реже.

А иногда встаёшь отлить. Глядишь из-за угла

и быстро остальное выпиваешь из горла.

7

Когда пропьёшь последние бумажки,

быть может, повезёт -- и в гости попадёшь.

Там в вену ханку тебе вколет молодёжь

и самогоном лакирнёт травозатяжки.

Но разобьют тебе и фары и рули,

и будут весь сезон зудеть твои коросты,

но должен ты терпеть, покуда на мели.

Тебя научат побираться. Это просто.

И вот однажды, шарясь на помойке,

услышишь голос, как любовь, забытый

"Вот где ты, сволочь, шибздик неумытый.

Иди домой, кончай свои попойки!"

И пожалеет, пустит, отогреет,

отмоет и накормит пшённой кашей.

Уложит спать у самой батареи.

И всё простит. Такие жёны наши.

Чем никудышнее и голотяпистей мужик,

тем сердце женское к нему нежней лежит.

8

Но если денег много -- случай осложнённый.

Он пьёт один, закрывшись втихаря.

К нему идти, звонить, стучаться -- зря.

Живёт как князь он в цитадели осаждённой.

Десятками бутылок водки, коньяка

он запасается, чтоб спрятаться от мира.

Там не звучит ни арфа и ни лира,

ни кисть и ни стило не трогает рука.

Дни и недели напролёт однообразен

весь ритуал его -- налил, глотнул, уснул,

встал, помочился, опрокинул стул,

налил, глотнул, шагнул и грохнул вазу.

Который час, где ночь, где день, где вечер --

он потерял, забыл, не хочет помнить,

но цикл теряет ритм. Понятно, он не вечен.

Приходит боль. Он бродит среди комнат

и в зеркалах туманных видит лица,

не в силах выйти и купить опохмелиться.

9

Какими муками пропитаны все клетки,

где протоплазма вся из алкоголя.

Метаболизм наподобье чёрной метки

начало смерти помечает болью.

Кир израсходован -- полсуток, сутки, двое.

И тут приходит белая горячка, голоса...

"Ты видишь, чёрная явилась полоса?

Взрежь вены, удавись. Закончилось спиртное!"

"Не делай этого. Ты не один.

Тебя жена ждёт, дочь и сын"

"Никто тебя не ждёт. Ты никому не нужен.

На свете нету человека хуже"

И эти голоса звучат в его мозгу.

"Шагни в окно. Ты всеми ненавидим".

"Не торопись". -- "Я больше не могу!"

И он бросается в проём. И вот мы видим,

как по законам гравитации в нестиранном белье

летит по воздуху и затихает на земле

твой бывший товарищ.

10

Бессчётны варианты пьяной дури.

Десятилетия иные тихо пьют,

не разрушая в принципе семью, уют,

не доводя противоречия до бури.

Есть деловые бодрячки, мажорный шиз,

готовые в любой компании напиться.

Они не станут торопить и торопиться,

но всё равно дойдут до положенья риз.

Есть Дон-Жуаны, расслабляющие дам

спиртным для облегчения добычи.

Но дамы сами поддаются Вам --

бокал перед любовью так привычен.

Но это дилетанты. А Матрос Вселенной

шагает по Земле, как часть Природы,

трагедией своей смущая все народы

в космической тоске и в горечи нетленной.

Над Землёю женский плач, горестный набат.

По Земле идёт палач -- муж, сын, брат.

11

Неверно пьянство русских рихтовать клеймом.

Пьют и в Италии, и в Греции, и в Амстердаме,

вино весьма созвучно и французской даме,

и англичанину с пробором и с умом.

У древних римлян не было заботы

важнее, чем с продажною искусною гетерой

вином разбавленным напиться до кровавой рвоты,

вступить с ней в связь и дальше той же мерой

отсчитывать забавы крови голубой --

меняться дамами с соседом,

и юношей делить между собой,

и снова заблевать все яства за обедом.

И рыцари, что шли к Господню Гробу,

так иногда перед турниром напивались,

что, падая с кобыл, до вечера валялись,

пока им слуги не вольют вина в утробу.

Да и водители, что насосались пива,

ведут себя в Европе некрасиво.

12

И потому, читатель осторожный --

ирландец, немец, серб или француз,

взгляни на свой живот, на свой почтенный груз,