Макс Армай - 33 Буквы

Настроим повсюду церкви.
Все встанем на вечный пост.
Когда свет науки померкнет,
Учёных свезём на погост.

Мы истово будет молиться.
И к нам вновь вернётся Христос!
А всем подозрительным лицам —
— Явиться в тюрьму на допрос!

И вот зарыдает Запад.
Китай погребёт океан.
И поведёт нас всех Папа
Против орды мусульман!

Ветер ерошит листья.
Меня уж не тянет ко сну.
С криком, — …вам всем провалиться! —
— Вскочил я в холодном поту.

Она изломанно звенела
И пахла чёрною грозой.
Один идёт с улыбкой смело.
Другой бежит, как сам не свой.

Открыта. Вспенилась столь нежно,
Как будто роза без шипов.
Но он прошёл — чужой, нездешний,
Он пел, хоть был рыдать готов.

Не склеилось и не сроднилось.
Стал алым белый уголок.
Мечтала влёт! А что добилась?
Раздвинул, сдёрнул, поволок!

Он был весел и очень мил.
Дамы вслед все ему улыбались.
Он сердец, видно, много разбил,
Но победы другим доставались.

Коль холодны уста как лёд,
И жестоки стальные пальцы,
Кто ласкает, как будто бьёт,
Не бывает любви постояльцем.

Он пришёл из иных глубин.
Его имя — не зной, а холод.
Он из тех, кто всегда один.
Для кого дар любви — только голод.

Все мы, порой, бессильны
Пред ярким сияньем огня.
Как бабочки жжём мы крылья
Во имя, увы, не себя.

Кто холодом мрачно правит,
Не ставит огонь ни в грош.
Он пламенем лишь подманит,
Чтоб в сердце вонзить свой нож.

Но ты не почувствуешь боли:
Из льда ведь его остриё.
Ты просто лишишься воли.
И вот — ты готов на всё.

Он свернулся в тугой клубок.
Затаился на самом дне.
Лишь внутри бился островок
Тот, что помнил ещё о себе.

Дни летели, сменяя ночь,
Сжав века в остриё иглы.
Тот, кто видел его — бежал прочь.
И так сделал бы даже ты.

Но в пластах отлагаясь эпох,
Даже время находит смерть.
И его нашёл новый Бог
И взял в руки, чтоб рассмотреть.

Побелели и сжались уста.
Устрашился его даже Бог.
— Всё вернуть на свои места! —
— Но и Он это сделать не смог.

Где-то птица лесная поёт.
Из-под ног вдруг вспорхнула синица.
А у южных, далёких вод
Шлюха стала императрицей.

Мезальянс! Грандиозный скандал!
Мать — при цирке. Отец — при медведях.
С ней, наверно, весь город спал.
Даже в хрониках это отметят!

Но она всех прекрасней была:
Видя лик её, ангелы пели.
И вела её твёрдо судьба,
Обводя все стремнины и мели.

И отвергнув позорный покров,
После встречи в Александрии,
Возвернулась не в отчий кров,
А став ниже лишь Девы Марии.

Но однажды пришла беда,
И сам цезарь склонил свою выю.
Лишь она изрекла. — Никогда!
Я не сделаю прошлое — былью!

Царский пурпур — вот саван мой!
Никогда не найти мне лучше!
Коль бежишь, так беги! Бог с тобой!
Но совет мой — зови к оружью!

Проститутка стыдит царя.
Что ещё тут добавить можно?
Только ей одной благодаря,
Его царство и стало возможным.

Словно твёрдым чем-то — по стеклу.
День забился в омуте конвульсий.
Чёрный свет — на чёрную судьбу.
Не было у Данте здесь экскурсий.

Ранами изрезан небосвод.
Холод веет от сожженной плоти.
Не мурлычет здесь Чеширский кот,
А ревёт на невозможной ноте.

Впрочем, что ему? Он взял, да и исчез!
Я же прячусь, словно мышка в норке.
Где-то дальше есть дремучий лес.
Мне б туда, да страх сел на закорки.

Кто ушёл туда — теперь лежит в дыму,
Плавится от невозможной боли.
Что же… Пусть… Я всё равно пойду!
Хоть последняя, но всё ж — свобода воли!

Ты шла по линии воды,
Не оставляя след.
Была ты сон, а я был — ты,
А вместе мы — ответ.

Был этот путь мне незнаком,
Как, впрочем, даже ты.
И я не думал ни о чём —
— Шёл линией воды.