Николай Белоцветов - Небесный хор

Возможно ли твари ничтожной
Вступить на тот огненный путь!..
Одно только сердцу возможно:
Пропеть и навеки уснуть.

Грусть, широкая как Волга…
Все мы смертны. Ну, так что ж!..
Слишком горестно и долго
Все о смерти ты поешь.

Посмотри, как над равниной
Занимается заря!
Посмотри, как журавлиный
Пояс кружится, паря!

Счастлив будь, как эти птицы!
Вместе с ними улети!..
Хорошо порой грустится,
Хорошо дремать в пути.

Хорошо играть в мажоре,
Хорошо любить и сметь.
Да, но как же наше горе?..
Да, но как же, как же смерть?..

Чем я сердце успокою?
Чем тревогу превозмочь?
Смерть стучит мне в грудь клюкою,
В грудь клюкою день и ночь.

Ты живешь, поешь и дышишь,
Но бегут, текут часы.
Взмахи маятника слышишь?
Слышишь грозный звон косы?

Слышишь, слышишь, как стучится
Прямо в сердце смерть твоя,
Как томится в клетке птица,
В прутья крыльями бия?

Смерть в твое стучится сердце,
Сердце-птица рвется прочь.
Распахни пошире дверце!
И умчится птица в ночь.

Дух-Орфей, Ты снова в преисподней,
В хороводе призрачных теней.
С каждым днем все шире, все свободней
Ты поешь в груди моей, Орфей!

Для Тебя, о, песнопевец мира,
Я раскрыл, как встарь, свою тетрадь.
Ты во мне, и плоть моя лишь лира,
На которой призван Ты играть.

И прозвучало вдруг: «Восстань!»
И всколыхнулся сумрак зыбкий,
И Кто-то сжал мою гортань,
Как музыкант сжимает скрипку,

И заскользили по струне
Вдруг чьи-то трепетные пальцы, —
И я запел, и стали мне
Близки все робкие скитальцы,

Все, приведенные судьбой
Дрожать и млеть в тисках у Духа,
И петь, и чуять под собой
Творца внимающее ухо.

Как рыболов в углу своем один,
Весь — ожиданье нового улова.
Вот, вот всплывет из девственных глубин
Огромное, чешуйчатое Слово.

Но вещей Рыбы призрак голубой
Под зыбью слов неслышно проплывает,
И вновь звенит серебряный прибой,
И волн печаль утесы омывает.

Снова стихи, голубые, небесные розы.
Медленно льется ручей полуслов-полузвуков.
Грустная муза, соперница трезвенной прозы,
Снова поет, в колыбели тоску убаюкав.

Сладостны слезы, и с ними душа не боролась.
Долго внимала она воркованью свирели.
Мерно шумели над нею дремучие ели,
Плакал далекий грудной переливчатый голос.

Молчит Творец. Молчит небесный хор,
Молчит судьба. Молчит земной простор,
Молчит береза под моим окном.
Молчит мой дом, объятый зимним сном.

Молчит моя огромная страна.
Молчит над ней бездомная луна,
А за луной, суровая, как смерть,
Всегда молчит насупленная твердь.

И ты, и ты, о, грусть моя, и ты,
Молчишь и ты во власти немоты,
И ты молчишь в покинутом, ночном
Пустынном сердце скованном моем!..

Звон — сон многоблагодатный,
Боговдохновенный звон — песнь!
Взмахи крыльев уху внятны.
Как невероятно! — Он здесь!..

Взмах. Вздет! Все преобразилось,
Преосуществилось: Сон, явь!
О, воспой Господню милость!
Полуоглушенный, звон славь!

Славою обетованного
Купола золотоглавого,
Мученическим предстательством
Праведников и святителей,
Подвигами и молитвами
Голубя любвеобильного,
Дивными, неизъяснимыми
Милостями Богоматери
Русь жива!

Так забываются грехи,
Так изливаются стихи,
Так мир поет.
Так, озаряя лик земли,
Плывут в туманах корабли
Благих высот.

Пусть все продлилось только миг,
Но в этот миг меня настиг
Великий смерч.
И я увидел очерк рей
На ярком золоте морей,
И жизнь, и смерть.