Сергей Рафалович - Пленная Воля

Узкие улицы, низкие окна.
Плоские крыши на серых стенах;
Между камней вековые волокна;
Бледные краски в отцветших тонах.

Неба угрюмого мрачные своды,
Туч нависающих черный клобук;
В темных каналах заснувшие воды;
Жизни отжившей смолкающий звук.

К папертям древним кривые ступени;
В ранах расселин желтеющий мох.
Трепетной просьбы иль жалобной пени
К лику святых возносящийся вздох.

Плач погребальный в журчанье фонтана;
Сонный полет умирающих мух…
И — надо всем — покрывало тумана,
Как кружевная косынка старух.

Мы песни светлые любили:
И я, и та, которой нет,
И над могилой из могилы
Еще звучит ее привет.

Еще я слышу голос милый,
И близкий мне от ранних лет,
И — дар последний, дар унылый, —
Ее любви храню завет.

Не раз, приникнув к изголовью,
Она шептала мне с любовью
О вечном таинстве сердец.

Тебе, о жизнь, верны мы оба:
Она — в гробу, а я — у гроба,
Любви задумчивый певец.

Неподвижна, неизменна
И познанию чужда,
Правда выросла из тлена,
Но забыли все: когда?

Люди в светлой колыбели
Первый лепет стерегли,
Но понять его не смели
И привыкнуть не могли;

И в сознании разлада
Уходили от нее:
Вкруг детей иного склада
Так расходится семья.

К мерке будничной печали
Пригоняя вечность вновь,
Правде чуждой навязали
Справедливость и любовь.

Слов поношенным нарядом
Облекали смело ту,
Чью окинуть смелым взглядом
Не решались наготу.

Люди правы: в безучастье
Безучастной правды свет;
Если в жизни нужно счастье,
Правда там, где правды нет.

Бездонная мгла под окном,
Безбрежная ночь и пустыня.
Впусти меня ныне в свой дом:
Я — буря, я — ночь, я — святыня.

Я знаю, что тесно в избе,
Что многое жаждет приюта,
И тех, кто стучится к тебе,
Встречает и злобно и люто.

Я знаю, что дом твой тюрьма
И сам ты, как узник, в неволе:
Но в поле свободном — зима,
Но мгла одиночества в поле.

Не счесть в нем путей и дорог,
Дорог бесконечных до века…
Что вечность без смерти? что Бог
В том мире, где нет человека?

И пусть твой огонь догорит,
Пусть нет ему в вечность прозренья,
Меня за стеклом он дарит
Могучим лучом утвержденья.

Внимай: был мир людей,
Был мир иных существ,
Обманчивых идей,
Изменчивых веществ;

Сменялись ночь и день
Рядами похорон.
Был каждый миг — ступень
На лестнице времен.

Там облекали прах
Обманами одежд,
И ложь росла в сердцах
Со лживостью надежд.

И я, — склонясь как раб,
Воздвигнув Бога сам,
Шептал: «О Царь! я слаб!
Будь милостив к рабам…»

Внимай: там смерть была
И смерть вела к тому,
Что вера создала,
Враждебная уму…

Я принял смерть во сне.
Я шел и Бога звал.
Вдали, навстречу мне,
Склоненный раб шагал;

Во взоре неживом
Была мечта моя…
И был мой Бог — рабом,
И этот раб — был я.

Небо безбрежно, как степь, вкруг меня.
Мрак и молчанье. Ни звезд, ни огня.
Путь мой проходит сквозь мглу и сквозь тишь.
Взором невидным за мной Ты следишь;
Думою чуткой я мыслю Тебя.
В небе один Ты, как в о поле я.
Встреча была нам давно суждена.
Мир притаился; пришла тишина;
Стало пустынно. Лишь небо… Лишь степь…
Тихо спускается длинная цепь…
Смело хватаю руками звено…
Небо приблизить к земле мне дано,
Землю поднять к небесам Ты бы мог.
Где дерзновение? Кто из нас Бог?
Землю возвысив иль небо склонив,
Грани сомкнув и предельности слив,
В мире едином мы будем вдвоем;
Будем мы вечно двойным бытием,
Гранью один для другого. Вовек
Бога в себе не вместит человек,
Бог человека в себе не сольет…
Пусть незаметною встреча пройдет,
Пусть разойдутся пути, как сошлись,
Дальше, все дальше, мой вдаль, а Твой ввысь;
Пусть между нами шумливой толпой
Люди предельность воздвигнут собой,
Бездну раскроют живого в живом,
Робко поделят весь мир с божеством,
Вечную тайну отринут за грань…
Будешь сбирать Ты покорности дань,
Будешь дарить иль карать, как рабов,
Тех, кто признать Тебя слепо готов…
Так ли Ты мыслил творенье свое?
Так ли я мыслил в Тебе бытие?