Сергей Рафалович - Пленная Воля

Холоп иль царь, певец иль воин,
на склоне лет, в расцвете сил,
Господней милости достоин,
кто недостойную любил,

кто тем, чья прихоть жаждет чуда,
с землею предал небеса,
и путь от святости до блуда
прошел, не веря в чудеса,

кто сотворил земные были
и красоту не бывших стран,
кто ринул в даль автомобили
и в высоту — аэроплан,

и над мирами лик Мадонны
зажег во мгле пустых зеркал,
где легковерно соблазненный
свое горенье отражал.

Какая б ни была погода,
во мгле ночей иль в блеске дня,
все та же нищенка у входа
в мой дом безмолвно ждет меня.

В лохмотья смрадные одета
и в грязный кутаясь платок,
она бесчисленные лета
блюдет таинственный зарок.

И чуть касаясь шерсти клейкой,
в ее протянутую длань
кладу я медную копейку,
как данник, приносящий дань.

Того ли ждет она, таяся?
иль жаждой злою дух объят,
как зверь, что чует запах мяса
и крови пьяный аромат?

Но в час урочный и зловещий
она проникнет за порог,
раскрыв глаза, где сонно блещет
обет бессолнечных дорог.

Как вор уверенный и дерзкий,
во мгле ночной иль в блеске дня,
склонит ко мне свой облик мерзкий
и жизнь отымет у меня.

И не поймет в тот час последний,
добычу легкую тая,
что никогда копейки медной
не стоила вся жизнь моя.

В окно бегущего вагона
гляжу на встречный бег земли.
В ее разрыхленное лоно
еще посевы не легли.

Омыта вешними ручьями
и от стыда потупив взор,
она, как жены пред мужьями,
свой белый сбросила убор.

И обнажаясь не впервые,
уже предчувствует, что тут,
где пали стрелы золотые,
колосья желтые взойдут.

Пред голубой опочивальней
весь мир восторженно склонен.
И лишь меня на пир венчальный
не мчит грохочущий вагон.

Хочу я знать, свободна ль ты, родная,
безбрежная, бездонная земля,
простершая от края и до края
необозримые поля?

И если ты от смерти к воскресенью
единый путь проходишь каждый год, —
покорна ль ты свободному влеченью,
иль темный рок стремит тебя вперед?

Когда весной, пушистый мех стряхая
и тело жаркое бесстыдно обнажив,
ты страсти ждешь, вакханка молодая,
чужой ли прихотью подсказан твой порыв?

Тебя молю, тебе одной поверю:
раскрой мне тайну жизни и любви.
Мы подошли к незримому преддверью:
отдай мне ключ… иль имя назови.

Чтоб верным быть решению простому,
я должен знать, чьей правдой мы живем?
гореть ли мне, как солнцу золотому,
иль, как звезде, мерцать чужим огнем?

Свои мечты я перерос,
свои надежды предвосхитил.
И тихий ждет меня погост,
моя последняя обитель.

Над нею прежняя звезда
то светит с лаской равнодушной,
то угасает без следа
все в том же тереме воздушном.

И та же нежная лазурь
над ней заботливо простерта,
и в завыванье прежних бурь
звучат, как прежде, вопли черта.

Но неиспытанный покой
я там изведаю впервые,
когда с предсмертною тоской
оставлю радости живые,

когда любовь прозрачней льда
в душе нетающей застынет,
и мне изменит навсегда подруга,
верная доныне.

Я не знаю, люблю ли действительность,
и на что с вожделеньем гляжу?
Неусыпная, чуткая бдительность
ждет ли зорь? сторожит ли межу?

Все ль исчерпаны в жизни возможности?
всю ли правду объемлют тела?
иль мятежная жуть безнадежности
не вотще мою душу сожгла?

Но возок с изможденными клячами
не мечта ль моя мчит за собой?
Может быть, я слепец между зрячими?
Может быть, только я не слепой?

Когда-нибудь над северной равниной,
где сосны хмурые и чахлый чернозем,
с улыбкой нежною и ласковой, как ныне,
весна дохнет и светом и теплом.