Удар сотряс сознание и тело.
Я поднял взгляд: прохладный, как вода,
Спешил рассвет – чуть лиловатый, белый, —
Для милосердья, а не для суда.
Неужто выход?.. но – куда?.. И разве
Могу я встать, искать, бороться вновь?
Мозг – как свинец, в ушах грохочет кровь,
Губ не разжать, весь рот подобен язве.
Бреду, шатаясь. Под листвой темно,
Но вон трава чуть-чуть примята шагом:
Косцов и баб веселая ватага
Когда-то здесь прошла давным-давно…
В последний раз на рубеже свободы
Я оглянулся на мой стог, лозу,
Я поднял взгляд на лиственные своды,
На рассветающую бирюзу.
Вставало солнце в славе самодержца.
Пора обратно, к людям, в жизнь – пора!
Но как бывает непонятно сердце,
Противочувствий тёмная игра.
Зачем мне ты, навязчивое чудо?
Я принял смерть; раздор страстей умолк,
Зачем же вновь брать этот горький долг —
Бороться, жить, стремиться в мир отсюда?
Зачем вот здесь, у тихого ствола,
В лесу Предвечного Упокоенья,
Огонь желанья и страстей горенье
Вода бессмертия не залила?
Я побеждал; я отходил покорно,
Ведь смерть права, бушуя и губя:
Она есть долг несовершенной формы,
Не превратившей в Божий луч себя.
Но в небесах, в божественном эфире,
Высокой радости не знать тому,
Кто любящих оставил в дольнем мире,
Одних, одних, на горе, плач и тьму.
Не заглушит надгробного рыданья,
Скорбь материнскую не утолит
Ни смена лет, ни пенье панихид,
Ни слово мудрости и состраданья.
Тогда захочешь свой небесный дом
Отдать за то, что звал когда-то пленом:
Опять, опять припасть к её коленам,
Закрыв глаза, как в детстве золотом.
Но грань миров бесчувственно и глухо
Разделит вас, как неприступный вал,
Чтоб на путях заупокойных духа
Чуть слышный плач тебя сопровождал.
Нет! Праванет на радость мирной смерти!
Влачись назад, себялюбивый червь!
В рай захотел? Нет: вот по этой персти
Попресмыкайся. Дни твои, как вервь
Виясь, насквозь пронижут немеречу!
Вон и тропа… И вдруг, среди тропы —
Уверенной мальчишеской стопы
Недавний след мне бросился навстречу.
Отпечатлелись, весело смеясь,
Пять пальчиков на сыроватой глине…
И с новой силой здесь, в лесной пустыне,
Я понял связь, – да: мировую связь, —
Связь с человечеством, с его бореньем,
С его тропой сквозь немеречу бед…
И я ступил с улыбкой, с наслажденьем
На этот свежий, мягковатый след.
Назад! назад! В широкошумном мире
Любить, страдать – в труде, в бою, в плену,
Без страха звать и принимать всё шире
Любую боль, любую глубину!
Вторая жизнь, дарованная чудом
И добровольно принятая мной.
Есть ноша дивная, есть крест двойной,
Есть горный спуск к золотоносным рудам.
Там, за спиной, в лесу ярятся те,
Кто смерть мою так кликали, так ждали:
Трясин и чащи злые стихиали
В их вероломной, хищной слепоте.
Кем, для чего спасен из немеречи
Я в это утро – знаю только я,
И не доверю ни стихам, ни речи
Прозваний ваших, чудные друзья.
Нерусса милая! Став на колени,
Струю, как влагу причащенья, пью:
Дай отдохнуть в благоуханной сени,
Поцеловать песок в родном краю!
Куда ж теперь, судьба моя благая?
В пожар ли мира, к битве роковой?
Иль в бранный час бездейственный покой
Дашь мне избрать, стыдом изнемогая?
Иль сквозь бураны европейских смут
Укажешь путь безумья, жажды, веры,
В Небесный Кремль, к отрогам Сальватэрры,
Где ангелы покров над миром ткут?
Пора, пора понять твой вещий голос:
Всё громче он, всё явственней тропа,
Зной жжёт, и сердце тяжело, как колос,
Склонившийся у твоего серпа.
1937—1950
Бор, крыши, скалы – в морозном дыме.
Финляндской стужей хрустит зима.
На льду залива, в крутом изломе,
Белеет зябнущих яхт корма…
А в Ваамельсуу, в огромном доме,
Сукно вишнёвых портьер и тьма.
Вот кончен ужин. Сквозь дверь налево
Слуга уносит звон длинных блюд.
В широких окнах большой столовой —
Закат в полнеба, как Страшный Суд…
Под ним становится снег багровым
И красный иней леса несут.
Ступая плавно по мягким сукнам,
По доскам лестниц, сквозь тихий дом
Подносит бабушка к страшным окнам
Меня пред детски безгрешным сном.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу