Е л и з а в е т а Ф е д о р о в н а. И пусть бы ехал восвояси.
К а л м ы к о в. Я опасаюсь, как бы он ревизии не потребовал.
Е л и з а в е т а Ф е д о р о в н а. Ты, Жан, сам на себя беду кличешь.
К а л м ы к о в. Тебе, Лизанька, надо быть с ним более любезной.
Уходит к себе.
Е л и з а в е т а Ф е д о р о в н а ( подумав ). Чего доброго, он может разрушить все наши планы. Любопытно, что там? ( Уходит в кабинет Калмыкова. )
Входит Александр.
А л е к с а н д р. Где дядюшка, сестрица?
Ж е н я. Письмо читает из Петербурга.
А л е к с а н д р ( заглянув в дверь ). Должно быть, интересное. ( Уходит в кабинет Калмыкова. )
Входит Аносов.
А н о с о в. Женя, здравствуй!
Ж е н я. Боже мой, Павлуша! ( Бежит к нему, Аносов целует ей руки. ) А Михаил Никитич говорил, что ты нескоро вернешься.
А н о с о в. Соскучился по тебе, Женя.
Ж е н я. Ты так не мог скучать, как я здесь. Мне о многом хочется поговорить с тобой, Павлуша. Столько новостей! Сегодня вечером обязательно приходи к нам в сад, будем провожать осень.
А н о с о в. Но это будет неприятно Елизавете Федоровне.
Ж е н я. Ну и пусть. Мы с ней, кажется, поссорились.
А н о с о в. А зачем же ссориться?
Ж е н я. Михаил Никитич меня этому научил.
А н о с о в ( смеется ). Он тебя и драться научит.
Ж е н я. Он обещал мне свою помощь. Мне стало так легко. ( Берет Аносова и кружится с ним. ) Совсем легко.
Входит Елизавета Федоровна. Женя отступила от Аносова.
Е л и з а в е т а Ф е д о р о в н а. И Павел Петрович у нас! Здравствуйте. ( Аносов кланяется. Елизавета Федоровна поднялась на ступеньки лестницы. ) Женя, распорядись об обеде. Ганс Францевич будет у нас.
Женя уходит на второй этаж. Входит Шмаус.
Ш м а у с. Павел Петрович, привет!
А н о с о в. Здравствуйте, Ганс Францевич.
Ш м а у с. У меня с вами есть деловой разговор. Вы слишком смело рассчитали печь для тиглей. Так не нужно, может быть авария. Это риск.
А н о с о в. Удобней поговорить об этом завтра, Ганс Францевич.
Е л и з а в е т а Ф е д о р о в н а. Ганс Францевич, я вас жду.
Ш м а у с. О да, пардон. ( Берет Елизавету Федоровну под руку и уходит на второй этаж. )
От себя выходит Челноков, из кабинета — Чижов.
Ч и ж о в. Здравствуйте, Павел Петрович. Вам письмо.
А л е к с а н д р. Здравствуйте, Павел Петрович.
А н о с о в. Здравствуйте. Михаил Никитич.
Из кабинета выходят Калмыков и Александр.
К а л м ы к о в. Здравствуйте. Садитесь. ( Все здороваются, кроме Калмыкова садятся. ) Господин министр требует сталь. Вот письмо. ( Передает Челнокову. )
А н о с о в. Мы ее ведь получаем в моей мастерской.
К а л м ы к о в. Забавы ради.
Ч е л н о к о в ( передает письмо Аносову ). Придется, Иван Иванович, расширять мастерскую Павла Петровича. Проект уже составлен.
К а л м ы к о в. Безумный проект — на двадцать четыре тигельных горшка печь! Его Ганс Францевич забраковал.
А н о с о в. Напрасно, Иван Иванович. Я обдумал все до мелочей.
К а л м ы к о в. Обдумал! В мыслях можно и королем себя представить.
А л е к с а н д р. Пожалуй, совет Ганса Францевича нас выручит: строить большую мастерскую на Артинском заводе.
К а л м ы к о в. Только там.
А н о с о в. Мне все равно где.
Ч е л н о к о в. Не могу согласиться, господа. Зачем отрывать изготовление стали от сырья?
К а л м ы к о в. Место я выберу. И срок назначу, сударь. Довольно с меня фантазий. Из Германии везут тигли, из Англии — графит, считают, что у нас успех, а у нас не только мастерской, кладовой хорошей нет.
А н о с о в. Я уверен, что мы скоро обойдемся без немецких тиглей и английского графита. Сейчас я постараюсь убедить вас. ( Быстро выходит. )
К а л м ы к о в. Еще какая-то чертовщина! Вы, князь, хоть не верьте ему на слово.
Ч е л н о к о в. Но господин Аносов всегда был верен своему слову.
К а л м ы к о в. Мне дело нужно, а фантазии его пусть при нем остаются. Да-с. ( Уходит на второй этаж. )
А л е к с а н д р. Дядя вам не показал второго письма. Господин министр разрешил взять золото и платину с приисков и поручил повторить опыты Фарадея — отлить платинистый булат.
Ч е л н о к о в. Ах вот что! У господина Шмауса нюх хороший.
А л е к с а н д р. Но это дело возлагают не на господина Шмауса, а на Павла Петровича. А он, увидите, оконфузится. Дядя в некоей мере прав. Господин Аносов, действительно, фантазер. Он увлек было и меня, я год лазил с ним по горам. Он радуется всякой находке в горах и по ней создает целые теории. У него и дома не квартира, а геологический музей. Вот и сейчас он представит самоцвет и процитирует господина Пушкина: «Все мое!» — сказало злато. «Все мое!» — сказал булат…»
Читать дальше