Хуан Хименес - Испанские поэты XX века

А сумрак велик и нежен,
и слышно на отдаленьи,
как ночь окликают эхом
затерянные селенья.

Сторож гремит на бахче
медью, и звон ее дальний
катится вслед за ворами
к темному бору, садами.

Вот уже нет никого,
и в одиночестве бора
смутно вдали проступают
темные мертвые горы.

Среди полей человек
выглядит крошечным, грустным…
Август. Сквозь дымку луна
катится грузным арбузом.

Они уже здесь, телеги…
— Это сказали сосны и ветер,
крикнуло эхо, луна шепнула
и дым об этом поведал. —
Телеги тянутся в предвечерье,
вереницей, за солнцем следом,
из леса везут телеги
темные трупы деревьев.

Как они стонут, телеги,
на дороге к Пуэбло Нуэво!

Волы мечтают лениво —
под звездным сияньем бледным —
о стойле, что пахнет летом,
домашним теплом и сеном.
И за телегами следом
идут погонщики слепо:
на плече — заостренные палки,
в глазах — вечернее небо.

Как они стонут, телеги,
на дороге к Пуэбло Нуэво!

Пересекают поле телеги,
и темные трупы деревьев
запах ладана и прохлады
оставляют сердцу в наследство.
К вечерне звонят в селенье,
И плачет звон колокольный
над оголенным полем,
которое пахнет тленом.

Как они стонут, телеги,
на дороге к Пуэбло Нуэво!

Склоном земным исполин,
точно дозорный, взбирался
и далеко был заметен
лунной помятой кирасой.

Передвигая руками
скалы и сосны, огромный,
огненным гребнем срезал
он крохотные загоны.

Вглядывался: ни души
на́ поле… И, безразличен
людям, шагал за своей
странной и грустной добычей.

В лазури цветы граната!
Матросская слобода!
Какое легкое небо
и как листва молода!

Изменчивый ветер моря!
Матросская слобода!
Обветрена, сероглаза,
и горе ей не беда!

И женский голос заводит:
«Морской обычай такой —
мужчине море законом,
а сердцу ветер морской!»

— Святая мать кармелитов {3} 3 Кармелиты — монашеский орден, одно из ответвлений которого («босые кармелиты») известно в Испании строгим соблюдением обета бедности. ,
пошли нам ясные дни
и наши весла, мадонна,
своей рукой осени!

…Под вечер воздух мерцает,
закат — как сон наяву
и капли слез золотые
вдали кропят синеву.

— Как будто ветер вернулся
и даль морская близка —
и всех затерянных в море
нашла глазами тоска.

Изменчивый ветер моря!
Матросский родной очаг!
На сердце ладанка с пеплом
и синий холст на плечах!

В лазури цветы граната.
Веселье в ладу с тоской.
Мужчине море законом,
а сердцу — ветер морской!

Ночь и ночная дорога —
Это одно и то же.
К тайне твоей любви
Иду по черному бездорожью.

К тайне твоей любви —
ветром морей тревожных,
светом горных вершин,
ароматной цветочной дрожью.

Селенье. Над темноватой
черепицей покатой
плачет зеленое поле
колокольчиком и цикадой.

Время мышей летучих
и ангелов сладкоголосых.
С косой на плече и с песней
косарь идет с сенокоса.

Кротких коров мычанье,
и веселый ребячий гомон,
и небесно-белые дымы,
и запах тепла и дома!

И луна, — сквозь дальние сосны
проплыв золотистым диском, —
наводняет пустыню поля
своим хрусталем игристым.

Одним из колес небесных,
которое видит око,
на пустошь луна вкатилась
и ночь повезла с востока.

На голых холмах собаки,
в потемках еле заметны,
закинув голову, лают
на свет округлый и медный.

А воз везет сновиденья
и сам едва ли не снится.
Лишь далью звезд обозначен
его незримый возница.