Хуан Хименес - Испанские поэты XX века

На одре Хуана Пекаря
кубок хереса, как солнце,
как бессмертья сила некая.

Я брожу по белу свету:
друг мой, разожми ладонь,
от души мне дай монету.

Лишь рукою, что разжата,
можно раны врачевать
и впустить в свой дом собрата.

Я прошу не подаянья:
я прошу помочь героям,
погибающим за правду.

Знай, к тебе стучится в дом
не бродяга, а борец
с гордо поднятым челом.

Я просить пришел к тебе,
чтобы жизнь была в кровавой
завоевана борьбе.

Я прошу за заключенных,
и за тех, кто не сдается,
и за тех, кто в списках черных.

Я прошу за семьи наши,
потерявшие кормильцев,
за надежды их угасшие.

За голодного младенца,
не имеющего солнца,
не имеющего детства.

И за то, чтоб матерям
их спокойствие вернули:
в каждой пролитой слезе
скрыта вражеская пуля.

И за тех, кто, с гор спускаясь
сквозь седые облака,
в битвы новые вступает
разъяреннее быка.

Друг мой, для того прошу я,
стоя здесь в пыли дорожной,
чтобы выстрел партизана
был и метче и надежней.

Чтоб в его руках винтовка
по фаланге, по фаланге
бить могла без остановки.

Я прошу за наши чаянья,
за испанское подполье,
за рискующих всечасно.

Я прошу, прошу, прошу,
снова говорю и снова:
дай из полного кармана,
дай мне даже из пустого.

Я прошу, чтоб поддержать
пламя утренней зари,
в небе вспыхнувшее жарко.

Я прошу, прошу, прошу
и просить не перестану.
Я прошу, пока дышу.

Я прошу во имя Родины.
Не откладывай на завтра
то, что можешь дать сегодня!

Вечности очень подходит
быть всего лишь рекою,
быть лошадью, в поле забытой,
и воркованьем
заблудившейся где-то голубки.

Стоит уйти человеку
от людей, и приходит ветер,
говорит с ним уже о другом,
открывает ему
и глаза и слух на другое.

Я сегодня ушел от людей,
и, один среди этих оврагов,
стал смотреть я на реку,
и увидел я только лошадь,
и услышал я только вдали
воркованье
заблудившейся где-то голубки.

И ветер ко мне подошел,
как случайный прохожий, как путник,
и сказал:
«Вечности очень подходит
быть всего лишь рекою,
быть лошадью, в поле забытой,
и воркованьем
заблудившейся где-то голубки».

Беден дон Барбосильо.
Дон Барбосильо нищ.

Нищ под дождем и ветром,
да и под солнцем нищ.

Идет от лошади к лошади
дон Барбосильо,
от виллы к вилле плетется,
нищ, одинок, бесприютен.

Хлеба он просит, хлеба,
хлеба кусок.

Что же дают Барбосильо?
Что подают?

Только кусочек дождя,
солнца и ветра кусок —
вот и все, что ему дают.

Боже, как он одинок —
дон Барбосильо!

По краю оврага идет он,
проходит над водопоем,
нищ, одинок, бесприютен.

И река, большая, как небо,
и небо глухи к нему.

Садится над водопоем
дон Барбосильо
и в беспредельность воет.

Облака принесли мне сегодня
летучую карту Испании.
Как мала над рекой эта карта,
и какая огромная тень
от нее ложится на кладбище!

Коней табуны накрыла
эта тень, что легла от карты.
На коне в этой тени искал я
селенье свое и свой дом.

Я въехал во двор, где когда-то
вода из фонтана била.
Хоть не было там фонтана,
фонтан звенел неустанно.
Вода там не била, а все же
она меня напоила.

Цветами апельсина вдруг
дохнула Параны {211} 211 Парана — река, протекающая по Бразилии и Аргентине; по ней частично проходит граница между Аргентиной и Парагваем. прохлада.
Мои цветы. Я ухожу.
Удерживать меня не надо.

Меня позвали берега,
они всегда мне были рады,
и я на взморье поселюсь.
Удерживать меня не надо.