Михаил Ромм - Мастер снов

И тут на потолке белёсый свет,
Проехавшей машины задержался,
И выхватил из темноты предмет,
Картиною который оказался,
Окном, внесённым в дом, окном, в котором
Клубился город, созданный мечтой,
Там, в башне над распахнутым простором,
Горел огонь, горел маяк живой,
От спящего пространства неотъемлем.
И снег пошёл и падал над Москвой,
Стеной из воздуха, что рушится на землю.

Маяк горит, горит, на нём не спят,
Ведь огонёк на башне означает,
Что где-то корабли в ночи парят,
Вот почему так ночь он оживляет.
И пусть источник — лампочка на кухне,
Где на столе излишне крепкий чай,
И клонит в сон, хоть ты полпачки ухни,
Хотя бы головой в ответ качай.
— Не спи, не спи — меня тревожит Зверь!
Кто это говорит, не видно сразу.
Таинственный прямоугольник — дверь.
На освещённой кухне — Карамазов:

«Низаплечник, круглый кукиш самый друг.
Да признайся, уж не ты ли — Дон Кихот,
Уж не тот ли Дон Кихот — собой петух,
Вроде евнуха? Да вроде и не тот.
Мне бы нужную бумажку или нож —
Я б сложил тебя в карман, тряпицу, плед.
Но, однако, ты расцвел и всё цветёшь!
— Уж цветём, цветём, цветём, —
Что давно видны на свет».

Откуда Карамазов здесь возник,
Ведь я его ещё не представлял?
Такой вот этот Саша озорник,
Явился вдруг, никто его не ждал.
Но наш герой всегда ему был рад,
Ну, Саша гостем был такого рода,
Что безнадёжно ждать его прихода,
Он сам являлся — часто невпопад.
Фамилия и имя удивят,
Поверьте, его точно звали так,
Конечно же, он был большой чудак.

И я горжусь, что был я с ним знаком
И думать хочется, что с ним дружил.
Чтобы залить заварку кипятком,
Он и ко мне порою заходил.
Любил он ошарашить завитком
Каких-нибудь внезапных сочинений, —
По этой части был он просто гений,
Когда был трезв, хотя бы и не очень.
И будущим он не был озабочен,
И завтра не боялся отчего-то,
И пары дней нигде не проработал.

Тут сбился я, тут он мешает мне,
Тону в воспоминаниях, как в шуме,
Ведь года три прошло, как Саша умер.
Теперь мы с ним встречаемся во сне.
Я что-то расписался — вот напасть.
Разочарованные ваши вижу лица —
Пора закачивать вторую часть,
А я всё не могу остановиться.
Ну, прям ребенок, что вовсю резвится,
От мамы предвкушая нахлобучку,
Так исписал я гелиевую ручку.

Да, наши дни, поистине, чудные:
Недавно был я просто поражён,
Увидев огоньки со всех сторон
В вечернем сумраке, зелёные, любые,
Почаще жёлтые, и изредка цветные:
У каждого с собою телефон.
Ну разве не забавная вещица?
И вдруг заметил, с виду, продавщицу.
У гаража свой сотовый достав,
Она кому-то делала гав-гав.
Она рыдала, громко матерясь —
Смягчает нравы сотовая связь.

Когда я повесть эту только начал,
Хотел я отступлений избегать,
Читателя хотел привлечь иначе,
Воображенье больше развлекать.
Тогда ещё я думал про печать.
И вот недавно своему ребёнку
Сюжет попробовал пересказать
И понял вдруг, что лёд такой тут тонкий,
Что лучше льда вообще не замечать.
Иду себе по льду, забот не зная,
Ногою глупой в лужи наступая.

Ведь все исчерпаны сюжеты,
Читатели перевелись.
И все-таки, взгляни — при этом
Вновь появляются поэты,
Кипит литературы жизнь,
Повсюду жарятся сонеты,
Как шашлыки в весенний праздник
У нас в Беляевском лесу.
И я котомку принесу.
Ведь я ничем не хуже. Разве,
Пожарю только колбасу.

Я костерок свой разжигаю,
На угли дую, бересту крошу.
Одно меня, быть может, извиняет,
Пусть запах шашлыка и опьяняет,
Я всё же очень медленно пишу.
Оглянешься — двадцатый век забыт,
И будущее прямо на пороге:
Построены трактиры и дороги,
По сотовому дворник говорит.
И террорист не прошмыгнёт нигде,
Ведь камеры слежения везде.

Со всеми я покинул век двадцатый,
Оставив позади социализм;
Вошёл, как все, в эпоху суррогатов,
В Макдоналдс, Интернет и глобализм.
Поэтому засев писать старинный,
Немного стилизованный роман,
Я вместо хлеба предлагаю глину —
Разрозненные блёклые картины
И только сны. Обман, везде обман!
Сюжета здесь на самом деле нет!
Зачем читаете вы этот бред?