Евгений Витковский - Век перевода (2006)

Узри Италию и берег Тибра,
Канцона, — ты мешаешь видеть мне
Не реку и не гору,
Но лишь Любовь, что, представая взору,
Меня томит в мучительном огне
Теперь не меньше, чем в былую пору.
Ступай, не утеряй своих товарок
В благом пути, зане
Любви Христовой пламень столь же ярок.

Я одинок — затем, что одинок;
Я одинок — зашла моя денница.
Я одинок — сочувствия не в прок;
Я одинок — любовь мне только снится.
Я одинок — с кем скорбью поделиться?
Я одинок — но тщетно смерть зову.
Я одинок — мне не о чем молиться,
Я одинок — я попусту живу.

Я одинок — сколь жребий мой жесток!
Я одинок — где горестям граница?
Я одинок — кому пошлешь упрек?
Я одинок — полна моя слезница.
Я одинок — мне не к чему стремиться!
Я одинок — стенаний не прерву!
Я одинок — вся жизнь моя — темница.
Я одинок — я попусту живу.

Я одинок — таков мой горький рок;
Я одинок — дочитана страница;
Я одинок — печален сей зарок,
Я одинок — ничем не исцелиться,
Я одинок — о где моя гробница?
Я одинок — я дочитал главу.
Я одинок — я сплю, но мне не спится.
Я одинок — я попусту живу.

Я одинок: как долго медлит жница!
Я одинок во сне и наяву
Я одинок, а жизнь всё длится, длится.
Я одинок — я попусту живу.

Фаворитка отнюдь не была молода,
Но всегда Шарлеманю желанна:
Над Агатой, казалось, не властны года,
Для монарха она оставалась всегда
Полнокровна, юна и румяна.

Коль случалось расстаться — король тосковал,
Взор мечтой лишь о ней затуманя;
Он цепочку ее на камзол надевал, —
Страсть кипела, как в море бушующий вал,
В ослепленном уме Шарлеманя.

И блистательный граф, и старик часовой,
И лакей, и придворный повеса,
И епископ, седою склонясь головой, —
Все молились, чтоб в угол какой-нибудь свой
Поскорей убиралась метресса.

Приключился недуг; под надзором врачей
В долгих муках она умирала;
Но не полнился скорбью рассудок ничей
Пред усопшей, лежащей в мерцанье свечей
При печальном звучанье хорала.

Но король приказал: никаких похорон!
И, тревогу двора приумножа,
Он оставил дела, и державу, и трон,
Проводил дни и ночи в отчаяньи он,
Восседая у скорбного ложа.

Что ж он, до смерти так и пребудет при ней?
В королевстве пошли беспорядки:
То, глядишь, лангобарды седлают коней,
То арабские рати грозят с Пиреней,
Но ему — не до воинской схватки.

Удалиться никто не спешил от двора,
Всё тревожней следили, всё зорче;
И решили священники и доктора:
Стал король — как ни жаль, но признаться пора
Чародейскою жертвою порчи.

И епископ дождался, что выйдет король,
И ко гробу прокрался несмело,
Помолился, вступая в опасную роль,
Хоть на всё и решился задолго дотоль:
Приступил к изучению тела.

Был великой боязнью старик обуян,
Но — едва ли не с первой попытки
Отыскать учиняющий зло талисман —
Он кольцо, испещренное вязью письмян,
Обнаружил во рту фаворитки.

Восвояси прелат удалиться успел.
В замке сразу же сделалось чище:
Воротился монарх и челом посветлел,
Мигом вспомнил про двор и про множество дел
Ну, а гроб отослал на кладбище.

Вновь веселье, и радость, и смех на пиру,
Всем тоскливые дни надоели;
И король, чтоб развеять былую хандру,
Приглашает вассалов прийти ко двору —
Будут праздники в Экс-ля-Шапели.

Коль владыка велит — почему бы и нет?
И, к роскошному балу готовый,
Подчинился дворянства блистательный цвет,
И направились в Экс в вереницах карет
Молодые девицы и вдовы.

Ах, попасть на глаза королю — для любой
Представлялся неслыханный случай!
Меж красотками длился решительный бой:
Кто — окажется взыскан счастливой судьбой,
Кто — зальется слезою горючей.

Вот и вечер, и все собрались на балу,
И сердца вероятных избранниц
Пребывают заране в любовном пылу;
Но послал Купидон в Шарлеманя стрелу —
Тот епископа просит на танец!

Зашептались бароны и дамы вразлад:
Не загадка, а крепкий орешек!
Лишь молитву прочел возмущенный прелат
И немедленно прочь из дворцовых палат
Ускользнул, чтоб не слышать насмешек.