Он телом оставался здесь всегда,
С рассветом он был дома, но лишь ночь
Пожалует, он духом мчался прочь —
Куда влекла полночная звезда.
Он видел Яддит, но хранил мечты,
Вернувшись целым из гурийских зон —
Оттуда, где в ночи скитался он
И слышал зовы труб из пустоты.
Проснулся как-то старцем он с утра —
И взгляды ближних были не милы,
И всё плыло, как из туманной мглы, —
Фантомы, ложь, пустая мишура.
Друзья не признают его своим —
Напрасно он тянуться будет к ним.
Над шпилями, нагроможденьем крыш
Всю ночь из порта слышатся гудки;
И к берегам, что страшно далеки,
Они несутся, нарушая тишь.
И каждого, кто ночью не уснул,
Влечет гуденье это через мрак;
С заливов, огибая Зодиак,
Сквозь космос к нам доносится тот гул.
Они ночами задают маршрут,
Который к темным сказкам нас несет;
И слышится нам эхо из пустот
Тех слов, которых люди не поймут.
И в хоре, что всё тише и слабей,
Земных мы не услышим кораблей.
Дорога уводила вниз — туда,
Где мшистые лежали валуны;
И капли, беспокойны, холодны, —
Невидимая капала вода.
Безветренно — ни вздоха и ни стона,
Молчали и деревья, и кусты;
И вдруг из непроглядной темноты
Возникла предо мной громада склона.
До неба возвышалась та скала,
И острый пик был страшен и высок;
А лестницей был лавовый поток,
Но для шагов крута она была.
Я закричал: что за звезда и год
Мне запрещают этот переход?!
Я увидал ее издалека —
Оттуда, где леса прикрыли луг;
Она сияла тускло мне, но вдруг
Вся вспыхнула, как золото ярка.
Спустилась ночь, и старенький маяк
Мерцающим сияньем бил мне в глаз;
Но светом ярче в миллионы раз
Звезда горела, разгоняя мрак.
И возникали в воздухе опять
Виденья прошлых лет — сады, леса,
Ночные башни, море, небеса;
С чего бы — не могу я вам сказать.
Но знал я, что в космической ночи
От дома моего шли те лучи.
В вещах старинных есть незримый след
Той сущности, прозрачной как эфир,
Которая пронизывает мир
И служит связью тех и этих лет.
И это — непрерывности печать,
Секретный ключ, открыть способный дверь
В закрытый мир, где прячется теперь
Минувшее — его не увидать.
Но в час, когда вечернюю зарю
Багровый провожает небосклон,
Встают века, что впали в мертвый сон,
Но не мертвы, а живы. Я смотрю
И в странном свете вижу: вот она —
Твердыня лет, где стены — времена.
СЕРГЕЙ ПЕТРОВ (1911–1988)
Неизданные переводы
КЛЕМАН МАРО {262} 262 Перевод с французского
(1497–1544)
В пятнадцать лет вас Бог оборони!
Пять я в любви начислил степеней.
Взгляд первою бывает искони,
Второй — беседа, поцелуй за ней,
Потом желание обнять нежней.
Я степени последней не начел.
А в чем она? — Немеет мой глагол.
Приди, однако, вы в мои покои,
Быка я за рога возьму, хотя и гол,
И покажу вам, что это такое.
ТЕОДОР ДЕ БАНВИЛЬ {263} 263 Перевод с французского
(1823–1891)
На травке кролики в лесу
Резвятся нежно и невинно,
И пьют они взасос росу,
Как налегаем мы на вина.
Тот бело-, а тот сероух;
Бродяжки эти издалече.
От них исходит тминный дух,
Они ведут такие речи:
«Мы кролики. Невежды мы,
Неграмотнее нет народа.
Мы носим то среди зимы,
Что подарила нам природа.
Мы не гадаем по звездам,
Мечтою не стремимся к далям,
А также в область старых дам
Не следуем мы за Стендалем.
Нам Достоевский незнаком,
И мордочки у нас не строги,
И, уж конечно, мы ни в ком
Не ищем разных психологий.
В сапожках ходим меховых —
Мы только кролики лесные.
За неименьем таковых
Не пишем в книжки записные.
И Кант нам попросту никто,
Никак в его идеи вгрызться
Нам не желательно. Зато
Мы Лафонтена-баснописца
Глубоко чтим. Но предпочтем
Молчанье, нежели нам станут
Так излагать ученый том,
Что даже наши уши вянут.
Полезем за Елену в бой,
Готовы выкинуть коленце,
Но песни нет у нас такой,
Что пели древле митиленцы.
Читать дальше