Ужели нужен я людскому роду,
Коль убывает утомленный слух,
И зренье иссякает год от году,
И черною тоской охвачен дух?
Да! время, хоть оно разит нескоро,
Браздами прочертило мне чело,
И унесло былую ясность взора,
И светлые виденья унесло;
И холодны, как лед, мои седины,
И мой хребет сгибается в дугу…
Ты внемлешь эти вздохи? Ни единый
Я без усилья сделать не могу.
О, смилуйся над немощным рабом,
Который искони Тебе был верен,
А нынче в Твой обетованный дом
Скребется, схожий с изнуренным зверем!
III
Он застенал, как позабытый пес,
Потом умолк… Недвижный, как утес,
Остался Моисей на горной тверди,
И ждал, дабы явился Ангел Смерти
И душу возрыдавшую унес.
И выслал Бог сурового гонца…
Но тот витал, приблизиться не смея,
И старого не тронул мудреца,
Зане объял седины Моисея
Горящий нимб тернового венца!
И не был явлен вожделенный знак
И понял старец, что вотще и втуне
Мольбы летели в запредельный мрак,
Подобно волнам, вздыбленным в буруне…
И выпрямился он, и молвил так.
IV
«Я кротостью покоя не обрел…
Смиренье ныне уступает гневу!
Светилам внятен жалобный глагол,
И зверю, и несмысленному древу, —
Но не Тебе, Всевидящий Творец,
Презревший муку племени людского,
Не милующий плачущих сердец,
Не внемлющий отчаянного слова,
Не ставивший вовек препоны злу,
Не даровавший праведным награды…
Услышь! Я в небо возношу хулу,
Когда молитве небеса не рады!
Услышь! Тебе глаголет жалкий прах!
Пророком бывший, ныне ставший тленом,
Тебе во славу, сатане во страх
Я ратовал с усердьем неизменным.
Зачем не умеряешь эту боль,
Зачем не утоляешь эту жажду?
Зачем — ответствуй, Боже! — и доколь
Влачить страданье, коим ныне стражду?
Зачем Ты сокрушал мои мечты?
Зачем дарил и тотчас отнимал их?
Зачем, Господь немилосердный, Ты
Великим сотворил меня средь малых?
О сеятель, забывший о посеве!
О Ты, поправший собственный закон, —
Я гневаюсь! И, говоря во гневе,
Сулю Тебе неслыханный урон!
Освобожденный от былого плена,
Пылает факел моего ума!
И круг земной, забав Твоих арена
И рода человечьего тюрьма,
Назавтра обратится битвы полем!
О, я взбунтую злополучный род,
И, вопреки томлениям и болям,
Оковы Божьи смертный разорвет.
Там, где согласно шелестят леса,
Восставлено Тобою древо было:
Его питала светлая роса
И согревало ясное светило;
Оно росло, оно стремилось вверх,
Оно укрыло травы доброй сенью…
Ты Сам его растил — и Сам поверг,
Ты, недоступный страху и сомненью!
Растил и я Господней славы ствол
И пестовал его в миру, в котором
Повергну это средоточье зол
Перед смятенным человечьим взором».
V
И внял Господь сей дерзновенный глас,
Подобный реву буйного потока,
И гневом возгорелось Божье око,
И гром твердыню горную сотряс,
И молния ударила в пророка.
И умер порицавший Судию…
А Бог сошел во славе и печали,
И хладный прах воспринял в пясть Свою,
И схоронил в неведомом краю,
Где никогда молитвы не звучали.
Эли Бар-Яалом {2} 2 Эли Бар-Яалом, р.1968, Ленинград. По образованию математик и программист, по призванию полиглот и теолог. Стихи на иврите начал писать в 1984 году, в 1990-е годы также стал писать по-русски — и еще на нескольких языках. Широко известен как бард, куда меньше — как поэт-переводчик.
ИЕГУДА ГАЛЕВИ (до 1075 — после 1141)
Все рабы обстоятельств — рабы у рабов.
Лишь Единого раб — без цепей и оков.
Оттого я воскликну, судьбу избирая:
«Мне уделом — Единый, во веки веков!»
НАТАН АЛЬТЕРМАН (19Ю — 1970)
Один бизнесмен
вернулся домой
закрыл за собою
замок дверной
сосчитал свои деньги
в доме пустом
сосчитал и своих
врагов, а потом
стер из памяти
все имена
одно оставил
на все времена
и, свет погасив
и окно распахнув,
отрастил себе крылья,
перья и клюв
прыжок за окно
как крылатая тень
над спящим городом
пролетел
Ты так, как и встарь, до конца — предо мной:
далекий и близкий, чужой и родной.
Ты — рана на сердце, и кровь, как в огне,
алеет, сверкает, поет в вышине.
Послушай, как голос кричит в никуда:
тебе, для тебя, о тебе — навсегда…
Читать дальше