Алла Кузнецова - Живучее эхо Эллады

– Несите верёвки!.. Сплетайте в канаты!..

Взирая с небес, хохотала Паллада:

«Пригрели троянцы козла в огороде!..

Ах, этот Синон!.. Что он только городит?!

Придётся помочь, и как можно скорее!»

… К Троаде плывут два чудовищных змея.

Тела их огромны, а пасти – свирепы!

Кровавые гребни вздымаются к небу,

Глаза пламенеют пурпурным закатом!..

Они выползают на берег Троады

На камни, где жертвует жрец Аполлона

Дары Посейдону. На Лаокоона

И двух сыновей его кинулись гады,

Терзают зубами и травят их ядом,

В синеющих ликах страданья ужасны…

О горе!.. Никто не спасает несчастных!..

А змеи, на хвост опершись для бравады,

Втянулись под щит изваянья Паллады.

– Выходит, в защите нуждается Троя!

– Палладия нет – и не то, так другое

Куражиться будет не просто для вида,

А в жажде отправить троянцев к Аиду!

– Синона речистого каждое слово

Насыщено правдой!

И слышится снова:

– Несите верёвки!.. Свивайте в канаты!..

И вот уже двинулась к Трое громада,

К высокой стене, что зияла проломом:

Другие троянцы кувалдой да ломом

Успели проделать большую работу

(Малы для коня городские ворота!).

Четырежды конь ударялся о стену,

Пока сквозь пролом волокли. Дерзновенно

Гремело оружие в брюхе дощатом,

Но уши троянцам заткнула Паллада.

Побрякивал конь деревянной утробой,

Пока не украсил собою акрополь.

При виде коня закричала Кассандра:

– Одумайтесь, люди!.. Конь – Трои губитель!..

Но люди смеялись!

– Поплатитесь завтра,

Когда запылает родная обитель!..

Никто ей не верил. Бурливым весельем,

Пирами да песней, вином, что рекою,

Отметили день – потянулись к постелям,

К давно позабытому ими покою.

А греки сидели в глубоком молчанье

И чуткими были к малейшему звуку.

Безмолвствует Троя… Но вот подражанье

Бездомному псу – и поспешные руки

Открыли заслонку!.. Эпей с Одиссеем,

Что самыми первыми вышли на волю,

В объятьях сжимали Синона, довлея

Себе и ему за прекрасные роли.

– За ложь, что во благо, спасибо, дружище! —

Все воины вышли, горя нетерпеньем.

Синон прошептал: – Тот находит, кто ищет!

К тому же, нам боги послали везенье…

Костёр полыхнул за воротами Трои,

Сзывая воителей с моря и суши,

Проломом в стене пробирались герои,

Ни словом до срока покой не порушив.

Настала пора – и по улицам сонным

Рассыпались тени, предвестники драмы,

И грянула битва аккордом весомым

В кончине могучего царства Приама.

Во Фракии, далёкой от Афин,

Певец Орфей кифарой златострунной

И голосом, неслыханным доныне,

Фракийцам тешил гордые сердца.

Коснувшись их таинственных глубин,

Он подчинил звучанью мир подлунный,

И в горной, мятой пахнущей долине,

Где отголоскам не было конца,

В движенье приходили, точно люди,

Суровые обветренные скалы,

И звери, укрощённые тем пеньем,

Ложились, будто псы, у ног Орфея,

И эвкалипты, строгие, как судьи,

Подняв седины к солнцу, что ласкало,

Завидным переполнены терпеньем,

Молчали, пред певцом благоговея.

У сизых волн счастливою полоской

Земли предельно узкой, но бесценной,

Качались в такт мелодиям чинары

И хлопали ладонями листвы,

А иногда в картине этой броской

Сквозила грусть – и брызги серой пены

Срывались с волн на терпящий удары

Гранитный берег, что не знал травы.

Всё от того, каким рождалось пенье,

Слетая с уст певца, что был любимым,

Зависело, как от дождей природа,

Как от богов бессмертных род людской.

Но сладостными были те мгновенья

Сердцам открытым, как и нелюдимым

(Ах, эта соловьиная порода,

Которой мы вверяем свой покой!..).

Соткало время свой безмерный полог —

И сонм веков, и след тысячелетий

Укрыло им от нас, резон имея,

Не спутав то, что «было» и что «есть»,

И в этих днях, насыщенных иль полых,

Живёт, как жил, певец на белом свете,

И помнят люди древнего Орфея,