Горячая вода, которая на морозе кажется ледяной, уже обдает всю меня, и я, почти уже в обмороке, нащупываю ранец и со всех сил тяну в сторону берега. Рома Пахомов тяжело дышит, наваливается на меня, мы почти уходим под воду. Я делаю рывок – сама не зная куда, – и понимаю, что мы вылезли из лужи. А вокруг гробовая тишина. Воздух окончательно сгущается, и последнее, что я вижу, – как зеленый помпон растворяется в темноте.
Когда я прихожу в себя, передо мной – взволнованное лицо мамы. Она мочит в ванночке со спиртом кусок марли и собирается делать мне компресс на горло. Я пытаюсь что-то сказать, но голоса нет. Мама говорит – что у меня ангина и воспаление легких, и что врачи меня еле откачали.
– Я больше не пущу тебя гулять, Катерина, – говорит она, оборачивая мое горло марлей. – Даже с Белкой. Она же не нянька твоя, чтобы постоянно следить. Вы обе – взрослые девочки. Будешь сидеть до лета дома. – она всхлипывает. – Наказание ты мое.
Тело болит. Я не могу подняться. Мне надо знать – что случилось дальше с Ромой Пахомовым, после того как я потеряла сознание. Я протягиваю руку к столу, беру лист и фломастер, рисую овальную лужу, а в ней – тонущего человечка. Я показываю рисунок маме и вопросительно смотрю на нее. Мама глядит на бумагу, хмурится, потом наклоняется ко мне и убирает потную прядь волос с моего лба.
– Ну вот скажи, почему ты под ноги никогда не смотришь, несчастная моя девочка?
Она прикрывает глаза рукой:
– Папа ваш такой же был. Ходит все, молчит. А потом как… Ай. Никогда себя не жалел – так бы и тащила его на себе, к вам в довесок.
Мама встает:
– Одно утешение – Белка. Ты, когда она из садика придет, хоть поблагодари ее. Спасла тебя, дурочку, из воды вытащила, тоже простыла вся. И Рому Пахомова спасла. Про нее даже вон – в газете написали, она всё там корреспонденту рассказала, как дело было. Придет – грамоту тебе покажет, почетную.
Как же так? Почему? Рому спасла я, я! Как же так?!… Мама выходит из комнаты, а я смотрю в потолок, и почему-то не могу ни о чем думать. Я просто жду – когда придет Белка. Мне надо узнать – что случилось с Ромой Пахомовым. Просто узнать… Только это… Больше ничего, нет.
Дверь открывается, на пороге стоит Белка. Она смотрит мне в глаза, как будто хочет в них увидеть ответ на вопрос: я ведь правильно поступила?
– Горло болит? – спрашивает тихо она и на цыпочках приближается ко мне. Такой я вижу ее впервые. Даже рыжие кудряшки не торчат вдоль лица, а тревожно нависают.
Я киваю и трогаю рукой компресс.
Белка садится на край постели и берет мою руку в свою.
– Я очень за тебя испугалась. И сейчас боюсь. Когда ты бросилась в воду – я не знала что делать. Я всегда знаю – что мне делать, а тут – как будто с ума сошла. Только когда вы из лужи вылезли, и тебя стало трясти… – у Белки краснеет носик. – Я тогда всем приказала молчать, и сама дотащила вас до дома. Ты представляешь? Мне никто не помог… Я больше даже не здороваюсь ни с кем. Дураки… А Рому его мама сразу в горячую ванную отправила. Он поболел два дня – и ходит в школу уже. Заходил к нам, конфеты тебе принес.
Она достает из тумбочки кулек с «Мишками на Севере».
– А потом эти, из газеты пришли. Стали спрашивать… Я же не могла сказать, что ты прыгнула в воду специально. Мама бы сошла с ума… Она тебя так любит… Больше чем меня, понимаешь?
Она поднимает на меня глаза, и я вижу, что она очень хочет, чтобы я ей поверила. И я верю. Я улыбаюсь и беру кулек с конфетами. И даже засовываю одну в рот. Газета – это чепуха. Белке все равно намного сложнее, чем мне. Она не знает, что беспомощный человек в воде – это не смешно, а страшно. И что, когда страшно, надо прыгать не думая, куда угодно, иначе черные точки не пустят тебя, и ты ничего не успеешь сделать. Никогда не успеешь. И сколько ей придется пережить, чтобы понять это. А я… я уже это знаю, чувствую, потому что живу в своей беспомощности, которая никогда не кончится, и подмоги ждать неоткуда. А еще Белка не знает, что тогда, в луже, я спасала Папу-призрака. Она на него не похожа и не видит его там, где вижу я. Зато она спасла маму, которую я спасти не смогу никогда. Мама не верит в то, что я сумею прыгнуть. Да и пускай. Мы с Белкой правильно распределили свои роли.
Я беру лист, рисую рыжую девочку в зеленом берете, с которого на одной ниточке свисает большой помпон. Показываю рисунок Белке.
– А помпон я потеряла тогда, у лужи. – говорит она. – Да и пускай, правда?
Компресс начинает действовать, я откашливаюсь и хриплю:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу