В этом контексте важно стихотворение Гарднера «Слово» (1921). К Слову, имеющему не только цвет, звук, дух, но и свою собственную сущность, жизнь, обращались разные поэты, среди них Зинаида Гиппиус в своем знаменитом стихотворении «Слово?» (1923) или «Сиянье слов» (1936), за которое поэт готов отдать «святости блаженное сиянье». И Зинаида Гиппиус и Вадим Гарднер знают силу Слова, инспирированного Евангелием от Иоанна, где речь идет о Слове у Бога, о Слове — Боге, о Слове как плоти. Исполненной благодати и истины, воплощенном Слове — Христе (Иоанн 1:1—14). Этого Слова, в котором вся суть, не знают люди — у них такие «странные глаза и уши», жалуется Гиппиус — поэтому «мир как пыль сереет, пропадом пропадает» (Гиппиус, «Слово?»). Слово лежит в основе всего поэтического творчества Гарднера:
Слово было и будет вовек.
Наречен Им и Бог — Человек.
К Слову словом уснувших зови!
Ты же, Слово, учи нас любви!
Такова была концепция поэзии Вадима Гарднера.
К формальным особенностям поэтических произведений Гарднера следует отнести столкновение образов, выразительные эпитеты, хиазматические обороты, зевгмы, синкопы, повторения и свободную игру воображения. Главная сила его поэзии включается в яркости и порывистости потока образов, стремительности внутреннего движения и религиозного экстаза. Конкретные, живые, зрительные подробности органически сливаются с причудливой фантазией. Простота и прозрачность манеры выражения гармонируют с торжественным эллиническим или церковным тоном. Поэтические образы сочетаются в оригинальные комбинации, облекаясь в плоть сарабанды средневековых призраков чистилища и ада, приближаясь к фантазиям Иеронима Босха или взлетают в запредельную высь вселенских сверхчувственных веяний, чаяний и упований.
Для выражения своего поэтического мира Гарднер пользовался разнообразными формами стихосложения. Мы находим у него октавы, сонеты, двустишия, баллады, терцины, рондель, глоссы, сафические, цепные и алкеевы строфы, «онегинские ямбы», венки сонетов, тавтограммы, разностишия и т. д. Диапазон его ритмической формы поистине велик. Спокойствие и вдумчивость октавы особенно подходили к изображению элегических переживаний поэта и его мистического созерцания. Такой характер стихотворений в сочетании с медлительным спокойствием описаний окружающего мира требовал вдумчивого повествования, легко осуществляемого в октаве. Вот пример ее из первого сборника «Стихотворения» Вадима Гарднера:
Нетленным золотом блестит твое кадило,
И ладан в нем душист, как замогильный мир,
Всевышнего любовь — мой воздух и светило,
Игра фантазии — мой искрометный пир.
Воистину душа усладу счастья пила,
Когда я, в брызгах звезд, вкушал астральный мир,
И, к Богу возносясь и полон умиленья,
Я забывал земли кладбищенское тленье.
Другим примером стихосложения Гарднера является разновидность октавы, сицилиана, старинная итальянская форма, зародившаяся в Сицилии. Разница между чистой октавой и сицилианой заключается в том, что в октаве три рифмы, а в сицилиане две, чередующиеся через стих. Одна из рифм мужская, другая женская.
Сицилиана
Глухая осень, навеваешь ты
Сицилиан певучие размеры.
Когда на землю падают листы
И пар скитается, и тучи серы,
Полугрустны дремотные мечты,
Иль ум дурманят смутные химеры.
Одна из тайноведок красоты
Блюсти велит устав изящной меры.
(1942)
В своих ранних произведениях Гарднер часто употреблял глоссы, поэтическую форму, являющуюся основой для написания нового стихотворения. Идею этого последнего внушают поставленные во главе глоссы стихи. Пример хореической глоссы у Гарднера легко увидеть в его стихотворении «Помнишь пену и прибой?» который предваряется четырьмя строчками из стиха Лермонтова:
На воздушном океане,
Без руля и без ветрил,
Тихо плавают в тумане
Хоры стройные светил.
За ними следуют четыре децимы, заключительными стеками которых служат четыре взятых для глоссы начальных стиха. В первой дециме рифмы распределены по основной схеме, в других несколько иное распределение рифм.
Форма рондо, популярная во французской поэзии семнадцатого века, также привлекала внимание Гарднера. Рондо — это стихотворная форма с обязательным повторением в строфе одних и тех же стихов в определенном порядке. В конце шестой строфы помещен рефрен, взятый из первой фразы первого |стиха рондо. Все строфы одинаковы по числу стихов и по перекрестному расположению рифм. Размер — пятистопный ямб, свойственный, наравне с шестистопным, рондо сложной формы. Примером рондо у Гарднера является другое его раннее стихотворение, «Здесь, в городе, меж фонарей зажженных».
Читать дальше