«Поникшие листья обломанной ветки…»
Поникшие листья обломанной ветки,
Любимое солнце не даст вам награды.
Что было недавно живительным светом,
То стало смертельно-губительным ядом.
Вы были вершиной, теперь шелестите
Не золотом осени — зеленью черной…
Но дерево ваше шумит, посмотрите,
Новой вершиной от старого корня.
«На небольшом лотке у бабы…»
На небольшом лотке у бабы
Застыли в мертвых позах крабы
Нет солнца, моря, нет песка,
Как видно, крабы околели.
Толпятся люди у форели,
Замерзла баба у лотка.
Но к счастью бабы — так бывает;
Базарных толп торговый гам
Приблизился, напоминая
Шум волн бегущих к берегам.
И полуоживая, крабы
Зашевелились на лотке,
И покупательница к бабе
Подходит с сумочкой в руке.
Лучи опустили свои молодые ресницы,
Сквозь листья густые, на спелый овес при дороге.
И дремлет природа. Ей, может быть, иначе снится
Все то, что и мне начинает казаться в итоге.
Я, может быть, сон для деревьев неясный и зыбкий.
И кажется им, что от этого сна не проснуться.
И каждая ветка качается в солнечной зыбке
И силится к сну своему наяву прикоснуться.
Гроза («В просторе ангелы стоят…»)
В просторе ангелы стоят.
Мне между ними стать велят.
За рядом ряд, за рядом ряд,
Все в голубом снегу.
За взглядом, — взгляд, за взглядом — взгляд —
Я в огненном кругу.
Нежнейший луч, из всех лучей — веселый луч зари.
И даль за молнией видна,
И солнце не горит —
Горит, горит голубизна.
И плещет вихрь и бьется ночь, и мрак течет рекой,
И прах над клеткой старых мест —
Метелью ходит. Первый зной,
И первый свет, и первый крест
Ласкает первого коня, под голубым богатырем,
И изумрудные глаза у белоснежного коня — грозят из туч.
И зеленеет снежный меч. Слепой идет с поводырем,
И пахарь давних лет —
Идет за сивкой и сохой. Притянут луч —
К стогам, к березам и согрет
Распаханной земли откос.
Дымится паром борозда, по ней грачи бегут.
И в тихой нежности берез
Заросший блещет пруд.
И вновь повергнут блеск в ничью… Зачем он звал?
Зачем в ничтожестве держал? зачем ласкал?
И обещаньем слух поил:
Дать силу крыл, для светлых сил?
«Людьми немало вещих снов забылось…»
«Тень от невидимого»
С.И. Шаршун
Людьми немало вещих снов забылось.
Но иногда случалось даже мне
Почувствовать, что жизнью повторилось
То, что я видел некогда во сне.
Я не скажу, чтоб это было что-то
Большое, важное — скорее пустяки:
Увижу вдруг, как улыбнется кто-то,
Поправит волосы, или очки.
И с этого момента вспоминая
Свой давний сон, я знаю наперед,
Что сновиденью точно подражая,
Допустим, с полки книга упадет,
Мой собеседник чаем поперхнется,
Автомобильный загудит гудок —
И снова с повседневностью сольется
Пророчества неясный ветерок.
«У берега в молчаньи музыкальном…»
У берега в молчаньи музыкальном
Спадают ветки в солнечном тепле.
Трепещут и колышутся печально,
И отражаются в речном стекле.
Лучи скользят, сквозь трепет неустанный,
В холодную прозрачную волну.
И падает зеленый лист нежданно,
И тень его плывет за ним, по дну.
Мы впереди искали наслаждений,
Искали славы, счастья и наград,
И вдруг остановились в умиленьи
Пред тем, что было двести лет назад,
«Пространство между двух окошек…»
Пространство между двух окошек
Закрылось. Тронулся вагон…
Глядит девица в макинтоше
На отступающий перрон.
А за окном, не отставая,
Между вагоном и стеной
Летит такая же вторая.
Прозрачная. В туннель сырой
Влетела и не зацепилась
За выступы, за провода.
Душа! Не ты ли отделилась
В тот невозможный миг, когда
Подземного туннеля грохот
И стук колес, и стекол звон,
Как некий сатанинский хохот,
Наполнил мчащийся вагон?
Но вот, проехав два пролета,
На станции «Reuilly-Diderot»,
Скрывая легкую зевоту,
Она выходит из метро.
Осень («Херсонский ворон пролетал…»)
Херсонский ворон пролетал,
В рассветных сумерках заречных,
Я где-то, кажется, читал:
«Любовь, как ворон, долговечна».
И верно, до сих пор живет
Заря осенняя, степная,
И чайки утренний полет,
И цепь курганов голубая
В моей душе. Туман речной,
Теплея, делается розов.
Вся в изморози, под горой,
Дымится размерзаясь озимь.
Дымятся на меже дубки.
Идет мой конь широкой рысью,
Как бы тумана завитки —
Бегут борзые следом лисьим.
И солнце пригревает вновь.
И снова мне его сиянье,
Как долговечная любовь —
В часы последние свиданья.
Читать дальше