Анатолий Величковский - Собрание стихотворений

Поникшие листья обломанной ветки,
Любимое солнце не даст вам награды.
Что было недавно живительным светом,
То стало смертельно-губительным ядом.
Вы были вершиной, теперь шелестите
Не золотом осени — зеленью черной…
Но дерево ваше шумит, посмотрите,
Новой вершиной от старого корня.

На небольшом лотке у бабы
Застыли в мертвых позах крабы
Нет солнца, моря, нет песка,
Как видно, крабы околели.
Толпятся люди у форели,
Замерзла баба у лотка.
Но к счастью бабы — так бывает;
Базарных толп торговый гам
Приблизился, напоминая
Шум волн бегущих к берегам.
И полуоживая, крабы
Зашевелились на лотке,
И покупательница к бабе
Подходит с сумочкой в руке.

Лучи опустили свои молодые ресницы,
Сквозь листья густые, на спелый овес при дороге.
И дремлет природа. Ей, может быть, иначе снится
Все то, что и мне начинает казаться в итоге.
Я, может быть, сон для деревьев неясный и зыбкий.
И кажется им, что от этого сна не проснуться.
И каждая ветка качается в солнечной зыбке
И силится к сну своему наяву прикоснуться.

В просторе ангелы стоят.
Мне между ними стать велят.
За рядом ряд, за рядом ряд,
Все в голубом снегу.
За взглядом, — взгляд, за взглядом — взгляд —
Я в огненном кругу.
Нежнейший луч, из всех лучей — веселый луч зари.
И даль за молнией видна,
И солнце не горит —
Горит, горит голубизна.
И плещет вихрь и бьется ночь, и мрак течет рекой,
И прах над клеткой старых мест —
Метелью ходит. Первый зной,
И первый свет, и первый крест
Ласкает первого коня, под голубым богатырем,
И изумрудные глаза у белоснежного коня — грозят из туч.
И зеленеет снежный меч. Слепой идет с поводырем,
И пахарь давних лет —
Идет за сивкой и сохой. Притянут луч —
К стогам, к березам и согрет
Распаханной земли откос.
Дымится паром борозда, по ней грачи бегут.
И в тихой нежности берез
Заросший блещет пруд.
И вновь повергнут блеск в ничью… Зачем он звал?
Зачем в ничтожестве держал? зачем ласкал?
И обещаньем слух поил:
Дать силу крыл, для светлых сил?

Людьми немало вещих снов забылось.
Но иногда случалось даже мне
Почувствовать, что жизнью повторилось
То, что я видел некогда во сне.
Я не скажу, чтоб это было что-то
Большое, важное — скорее пустяки:
Увижу вдруг, как улыбнется кто-то,
Поправит волосы, или очки.
И с этого момента вспоминая
Свой давний сон, я знаю наперед,
Что сновиденью точно подражая,
Допустим, с полки книга упадет,
Мой собеседник чаем поперхнется,
Автомобильный загудит гудок —
И снова с повседневностью сольется
Пророчества неясный ветерок.

У берега в молчаньи музыкальном
Спадают ветки в солнечном тепле.
Трепещут и колышутся печально,
И отражаются в речном стекле.
Лучи скользят, сквозь трепет неустанный,
В холодную прозрачную волну.
И падает зеленый лист нежданно,
И тень его плывет за ним, по дну.
Мы впереди искали наслаждений,
Искали славы, счастья и наград,
И вдруг остановились в умиленьи
Пред тем, что было двести лет назад,

Пространство между двух окошек
Закрылось. Тронулся вагон…
Глядит девица в макинтоше
На отступающий перрон.
А за окном, не отставая,
Между вагоном и стеной
Летит такая же вторая.
Прозрачная. В туннель сырой
Влетела и не зацепилась
За выступы, за провода.
Душа! Не ты ли отделилась
В тот невозможный миг, когда
Подземного туннеля грохот
И стук колес, и стекол звон,
Как некий сатанинский хохот,
Наполнил мчащийся вагон?
Но вот, проехав два пролета,
На станции «Reuilly-Diderot»,
Скрывая легкую зевоту,
Она выходит из метро.

Херсонский ворон пролетал,
В рассветных сумерках заречных,
Я где-то, кажется, читал:
«Любовь, как ворон, долговечна».
И верно, до сих пор живет
Заря осенняя, степная,
И чайки утренний полет,
И цепь курганов голубая
В моей душе. Туман речной,
Теплея, делается розов.
Вся в изморози, под горой,
Дымится размерзаясь озимь.
Дымятся на меже дубки.
Идет мой конь широкой рысью,
Как бы тумана завитки —
Бегут борзые следом лисьим.
И солнце пригревает вновь.
И снова мне его сиянье,
Как долговечная любовь —
В часы последние свиданья.